Часть 3. Глава 15. Клетка

Однажды я был близок к цели. Однажды я почти обрел свободу. Это случилось много лет назад в Париже, где мы скрывались после очередной передряги и изучали французский язык в университете чердаков и подвалов.

Потрясающий город: трущоба на трущобе, клоака на клоаке. Ни чистых мест, ни чистых помыслов — долой стыд и невинность. Даже небо грязное, замусоленное, точно в пятнах чьих-то жирных пальцев. Париж — город нищих. А кто мы, как не нищие? Одинокий ребенок и я, скиталец в чужом времени.

На путь греха мы ступили без особых сомнений и переживаний — все лучше, чем голодать, а платой за честный труд в этом городе были побои и жалкие денье.

Жизнь уже научила мальчика ловко красть и пускать в ход нож, если приходилось. Одним людишкой больше, одним меньше, какая разница? Париж не заметит. Париж слеп и глух. Для обычных человеческих отбросов, да и для властей, мы были недосягаемы и даже казались им нечистой силой. 

Мальчика изуродовали еще до Парижа — выследил нас как-то охотник за нечистью. И очень об этом пожалел, о да! Зализав раны, мы решили затеряться в большом городе. Днем он прятал лицо в глубине шаперона и сходил за обычного беспризорного мальчишку, разве что держался в стороне от всех, в тени, совершая вылазки на люди, когда нужда заставляла. В сумерках не всякий бы рискнул связываться с маленьким чудовищем. Аппетиты у нас были умеренные, лишнего мы не брали, никому не мешали и чувствовали себя прекрасно. Я вынашивал планы покорения Парижа. Пока рано. Надо расти и набираться сил, но через несколько лет мы знатно повеселимся.

Увы, мои мечты пришлось отложить на неопределенный срок — наш след вынюхал колдун-оборотень по прозвищу Сыч. Действовал он быстро, знал, что промедление его убьет. Что может быть проще — скрутить ребенка заклинанием, сковать и затолкать в клетку. Мальчику было-то лет девять, он и сам по себе уродился злобным и кусачим человеческим детенышем, а колдун мог и меня учуять... Готовился, небось, долго — чары такой силы за часок не состроишь. Проморгал я его, да. 

В первый момент, заклинание меня смутило, уж до того лихо супостат закрутил. Я ничего не мог с ним поделать, пришлось подбираться к самому Сычу. Он не принадлежал к людскому роду — это и труднее и проще. Колдуны его расы обращаются в сов и несколько рун его истинного имени мог знать любой — сова. На то, чтобы считать остальные, ушло полгода. Всего девять рун, но целых тридцать две буквы, если записать на языке римлян. Поэтому пусть будет Сыч, чем плохо?

Заклинание действовало на мальчика, но для меня стало пустым набором слов. С тем же успехом меня можно сдержать распятием и святой водой. Я не торопился сожрать гаденыша потому, что он оказался большим затейником — завел себе развесёлый балаган. Колобродил со своей бандой по городам и весям. Среди изысканных развлечений, в число которых входили бородатая женщина и мумифицированный труп русалки, Сыч показывал клетку с мальчиком и представлял его отродьем дьявола и ведьмы, чему способствовала обезображенная шрамами мордашка, немного сажи и примитивного фиглярского грима. Невежественные и суеверные люди — а кто ещё посещал ярмарочные балаганы? — крестились, молились, шарахались и готовы были поверить в любую ахинею. Никто не сподобился протянуть руку человеческому детенышу, запертому в клетке.

После осмотра чудовища всем желающим предлагалось сразиться с бесовским отродьем, мол, самое богоугодное на свете дело — борьба с истинным злом. За вознаграждение в целые пятьдесят флоринов в случае невозможной победы. Но за участие в поединке тоже следовало заплатить. Так, сущие пустяки, сколько не жалко. Сыч брал деньги за вход и принимал ставки... Обычно ставили против мальчика — уж больно он жалко выглядел. Сыч очень любил деньги. Очень. И он купался в них всякий раз, когда в круг выводили безоружного ребенка на цепи против взрослого мужика с ножом... и уводили часто раненым, но живым. Противнику не всегда так везло. Нет крови — нет барышей. Сыч в оба глаза следил, чтобы мальчик не всякий раз убивал — меньше расходов на подкуп местных властей.

Врать не стану, я всегда любил хорошую драку, а потому просыпался чаще обычного и выползал из своего логова перед боями. Да, с большинством из этого человеческого мусора мальчик и сам справлялся, но иной раз попадались редкие выродки. Собственно, все они были выродки. Мериться силами с дитём, пусть даже одержимым старым и злым духом... окажись на их месте, со стыда бы помер! Из-за приятного ощущения, что я караю подонков, издевающихся над ребенком, игра нравилась мне еще больше. Я сражался и убивал. Я жил битвой.

Другое дело, мальчик. Дети не знают страха и сожалений, они бывают очень жестокими. Мальчик даже не прикидывался невинной овечкой, но для него это было слишком. Слышал его плач, когда я уползал в свою нору после боя, предоставив молодому организму самому залечивать раны. А чем я мог помочь? Научил уворачиваться от ударов и входить в транс, чтобы перетерпеть слишком сильную боль. Дальше как-нибудь сам.

Мальчик ненавидел Сыча с его заклинанием, ненавидел людей из его банды, ненавидел зевак, зрителей и своих противников, ненавидел клетку. Он просил меня о помощи, умолял бежать. И даже угрожал перегрызть себе вены.

Я сказал, что так же закабален, как он, но видел у Сыча волшебный амулет, который даст нам свободу, и ищу возможность его украсть. Моя ложь его успокоила, он согласился потерпеть. Он будто сжался, ушел в себя, зато я рос и набирался сил.

В один не самый прекрасный день судьба мне улыбнулась. Мальчик как раз предпринял попытку побега, неожиданную даже для меня. Заточил потерянную кем-то пряжку, ухитрился с ее помощью открыть клетку и порезать сторожей. И как я такое проспал?

Сыч избил его до потери сознания, после чего упился со шлюхами и забыл закрыть клетку. В комнате остался безнадежно обезображенный оспой мальчонка с бельмом на глазу, выдаваемый за человека-ящерицу. Он по обыкновению прислуживал, подносил вино, сыр и мясо, а теперь свернулся на полу в кучку лохмотьев и тихо сопел. Помешать делу он не мог, даже если бы хотел, лишь бы сидел тихо и под ногами не путался. Не нужны мне лишние жертвы.

Самое время действовать — это всё-таки и моё тело тоже. Да, когда я спал в своем логове, я почти не чувствовал боли, но вот, когда выходил, она наваливалась на меня целиком. Невыносимая боль бренного человеческого тела. В прежней жизни было не так паскудно.

Я нарисовал своей кровью истинное имя колдуна прямо на его грязном вонючем теле и ещё несколько рун, хитро связанных в гальдрастав, так, что не всякий, кто владеет искусством, прочтет. Когда я призвал его, Сыч подскочил как ужаленный.

— Нас, кажется, не представили, — изрек я самым низким и замогильным голосом, на какой был способен, приукрасив его змеиным шипением. — Хоть я в представлениях не нуждаюсь, а твоё имя мне, как видишь, известно и теперь я твой господин.

Девки с воплями «Сатана! Исчадье ада! Одержимый!» кинулись прочь из комнаты. Туда им и дорога, может я тысячу лет не трахался, но такими в жизни бы не соблазнился. А мальчику и подавно не с дешевых потаскух начинать. Удачно, что шлюхи пришлые. Случалось Сычу потрахивать и бородатую Маго, и хорошенькую молоденькую девушку-змею Серпентину. Они добрые, жалеют мальчика, тайком таскают гостинцы. Не хотелось бы их напугать или ненароком убить, мало ли как дело пойдет.

Сыч в ужасе уставился на кровавые руны, украшавшие грудь, спустился взглядом по усеянному письменами животу и комично схватился за уд.

— Нет, нет, не волнуйся, — успокоил я его, — Твою вонючую тыкалку я не трогал. Побрезговал.

Теперь он пристально смотрел на меня из-под сальных, спутанных волос. Круглые глаза отсвечивали оранжевым блеском.

— Я знал, что ты здесь, хоть это и трудно себе представить. Но я думал, ты не помнишь и не осознаешь себя, господин. Только сражаться можешь. Это случается порой с древними и великими, попадая в этот мир, они превращаются в чистую силу без сознания.

— Не беспокойся, я помню, кто я. Из ума пока не выжил.

— Прости, я не хотел тебя обидеть или причинить вред.

— Потому связал заклинанием?

— Чего ты хочешь, господин? Я все для тебя сделаю.

— Вижу, ты умеешь вести переговоры. Во-первых, перестань бить мальчика. Да, от этого дети становятся тупее и злее. Рано или поздно ты сломаешь и подчинишь себе его волю. Но не мою, по сравнению со мной, ты жалкий ярмарочный фокусник, магия которого удивляет только деревенских детишек. Это ты понимаешь?

Он с готовностью кивнул, глядя на меня с подобострастным ужасом, хоть вся моя болтовня чистый блеф. Сыч, как ни крути, настоящий колдун по рождению, по крови, а я в этом теле располагаю парой трюков, которые не всегда срабатывают.

— Видишь ли, раз уж мне доводится жить в человеческом теле, мне оно нужно целым и здоровым — привычка у меня такая. Мне не нравится лечить сломанные ребра. Во-вторых, к чертям вонючие похлебки и кашу с требухой. Мясо, молоко, сыры, фрукты, мед... чем там ещё детей кормят, чтобы сильные росли? Спроси у какой-нибудь нормальной бабы, у которой дети есть, не у этих своих курв. Маго — неплохая тетка. С радостью позаботится о ребенке, ты только ей дай. В-третьих, лечи мальчику раны. Нормально лечи, а не так-сяк. Если он сдохнет от заражения крови, мы с тобой понесем одни убытки. По твоему запаху очевидно, что ты не любитель мытья, но мальчику надо мыться не реже трёх раз в неделю теплой водой. В остальные дни сойдёт холодная — пусть закаляется. И наконец, это ребенок, он приносит тебе кучу денег, неужто обеднеешь, если купишь ему медовый пряник и какую-нибудь игрушку? Хотя бы напоследок. Наконец, самое важное, мне надо от мальчика избавиться. От его сущности. Она мне мешает.

— Не такое это простое дело, господин. То есть с битьём, мытьем и кормежкой, да, — все немедленно устроим. Но душу Хорька, — так Сыч прозвал мальчика за его ловкость и свирепый нрав. — Душу ты из него не выгонишь... Это сильная душа, цепкая. Разве что к Нибельзее спуститься...

— Да, я тоже про Вормс подумал и про подземное озеро... Его называют не только Озером тумана, но и Озером душ.

— Это верно. Есть правило: одно тело — одна душа. Озеро заберёт лишнюю душу. Вопрос только какую, — прищурился Сыч.

— Более слабую, — ответил я и он посмотрел на меня странно. Я и человеческий детёныш... неужели есть варианты? Грязный, смердящий колдун-оборотень, похожий на распоследнего человеческого бродяжку, смеет сомневаться в моем величии?

За спиной я улавливаю едва заметное шевеление и дрожащий детский шепот:

— Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum...

Представляю, как всё выглядит со стороны: мальчик говорящий демоническим голосом на странном языке, бледный от ужаса Сыч... Да, есть повод прочитать «Отче наш».

— Вормс — место силы. Но в Вормсе Нибелунг, — напомнил мне Сыч, — Мерзкий. Худший из них. Вдруг что разнюхает?

— Выберем время, когда его не будет. У них же наверняка какая-то очередная война.

Война! Один, как же я по этому истосковался! Сколько сражений я затею, как только войду в силу...

— Но, господин...

— Мне не нравится, когда мне возражают. Ты ведь видел знак — «коготь дракона» у меня между лопатками, — Сыч медленно кивнул, — ты понимаешь, что мальчик из кровных Наследников?

Про чертовых Наследников я и сам толком ничего не знал, после моей смерти это дело закрутилось, но что-то подслушал, что-то сам сообразил.  Отчасти даже надеялся, что Сыч подтвердит мои догадки.

— Иначе Хорек не мог бы воспринять тебя, мой господин. И кровь в нем очень сильна.

Для наглядности я указал пальцем на руны.

— Они написаны этой кровью. Любопытно, что произойдет, если я изменю одну из рун... и прошепчу пару сильных слов. Или сотру какую-нибудь руну, а вместо нее впишу другую. Вот очень интересно. Вдруг у тебя нос отвалится... или ухо на лбу вырастет... или член... Но вот у меня такое чувство, что если стереть эту руну и добавить руну молнии, тебя должна молния поразить. Это так работает, да? Даже под крышей? Интересно попробовать. А если дописать руну «ясень»... Превратишься ли ты в дерево? Ах, нет, прости, все будет не так. Дерево в одно мгновение прорастает в любом месте, даже сквозь твоё тело, ты станешь его частью и никогда не сможешь освободиться. Зато сохранишь полное сознание, насладишься новыми ощущениями, а это уже кое-что. Кажется, нечто подобное случилось с волшебником по имени Мерлин... Или его в скале заперли? Не помнишь? Ходили разные слухи. Или вот ещё можно...

— Смилуйся, господин, — Сыч упал на колени, — Вормс так Вормс, черт с ним, с Нибелунгом. Даже если он тоже из кровных Наследников, а многие говорят, что так оно и есть.

— Что же ты так быстро сдаешься? У меня было столько хороших идей... Кстати, забыл сказать, если ты думаешь, что я могу только всякие значки кровью малевать... то знай, я вполне способен сдохнуть и тебя с собой забрать. Силенок у меня на это хватит. Но если ты поможешь мне возвысится, я тебя не забуду.

— Да, мой господин, я это понимаю.

Человек-ящерица уж в который раз твердил слова молитвы.

— Да заткнись уже, Отченаш! — прикрикнул Сыч, — Без тебя тошно.

— Мальчик не должен ни о чем догадываться. Держи его и дальше в клетке. Остальное я возьму на себя.

Мальчик заподозрил неладное сразу, как только перестали бить и стали хорошо кормить, но вел себя странно. Никаких заточенных пряжек и попыток побега — полная апатия. Похоже Сыч наконец-то сломал его. Мальчик ел, спал, выходил на поединки и все. Он и раньше разговорчивостью не отличался, а теперь рта не раскрывал. И даже со мной в мыслях не говорил. Такое ощущение, что он перестал думать. Кто-то дал ему кости, очевидно, вместо игрушки. Мальчик бросал их бессмысленно, складывая результат. А я и не знал, что он умеет считать больше, чем до десяти. Вскоре я вообще перестал прислушиваться к его мыслям — там были только цифры и это бесило неимоверно.

В Вормсе поначалу все ладилось — Лис, тогда ещё никто не называл его Старым, был в отъезде. Мы обосновались и готовились к ритуалу в Нибельзее. Провели несколько успешных боев. Сыч даже прикупил у короля Ямы, местной нищенской клоаки, дом для своего балагана. Потихоньку подминал под себя банды, глядишь, и сам бы выбился в короли нищих.

Мальчик играл в кости и признаков воли или ясного разума не выказывал. Тем лучше. Не то, чтобы муки совести мне спать не давали. Я же не просился в его тело, но раз так случилось, извини, приятель, кто-то должен быть главным. Главный — я. Или признавай это, или убирайся вон. Выдворить же сопливого, поехавшего на счете идиота куда легче и приятнее, чем строптивого, готового к сопротивлению ребенка.

Однажды Сыч принес замечательную новость: мальчиком заинтересовался некий богатый рыцарь. Даже заплатил пятьдесят гульденов просто за то, чтобы взглянуть на него наедине, о поединке он тоже подумывал и вознаграждение его не интересовало, он напротив готов был выложить за такую невиданную потеху целых двести гульденов. Дело было заманчивое. «Последний поединок перед Нибельзее», — говорил Сыч, — «Тебе, господин, этот кусок дерьма в доспехах на раз плюнуть».

Поединка с рыцарем у меня ещё не было, а хотелось до поросячьего визга.

Высокий, молодой, по манере речи и на вид он казался заурядным щеголем и повесой. Бархатный шаперон василькового цвета полностью скрывал волосы, но я сразу приметил, что брови и ресницы темноваты для такой белой кожи. Но что я в человечьей моде понимаю? Мужики у них и раньше красились. Да и кожа слишком бледна, потому как веснушки замазывали, но они прорывались сквозь толщу свинцовых белил, как первоцветы сквозь снег. Обманчивая юношеская худоба и манерное поведение не помешали мне рассмотреть широкие плечи и грудь, привычные мозоли от рукояти меча на ладонях. Взгляд льдисто-голубых глаз был неприятным, пронизывающим. Когда длинные пальцы легли на решетку, глаза встретились с глазами мальчика, а на губах щеголя заиграла лукавая усмешка, я понял, что волосы под шапероном цвета пламени.

Нибелунг. Лис. Никогда прежде я не встречался с ним, но лицо казалось смутно знакомым, будто я видел его во сне или знал ребенком. Я ощутил его силу, силу Наследия, чистый горный родник, пробивающий скалы на своем пути, прежде чем стать могучей рекой. К ней, к этой бурлящей, необузданной силе, робко потянулся почти иссякший ручеек внутри мальчика.

— Гнусное отродье дьявола и ведьмы, мессир, — завел свою песню Сыч, которому уже дали денег и посулили еще. Жадность застила идиоту глаза. Всё, до чего он додумался, попросить гостя оставить оружие за дверью. Он не замечал насмешку в уголках губ, в повороте головы, а презрение воспринимал, как нечто само собой разумеющееся от знатного гордеца, для которого чернь, что грязь на обуви. Но я и не думал остерегать Сыча. Всё кончено, теперь моё дело маленькое — скрыться и уцелеть. Наследник не должен меня видеть. Нет, никогда.

— У него даже есть метка дьявола, — самозабвенно вещал Сыч.

— Неужели? — Лис манерно изогнул подкрашенную бровь, — Покажи.

Сыч выволок мальчика из клетки, развернул спиной к знатному гостю.

— Видите, мессир? — оттянув замызганную рубашонку, он ткнул длинным грязным ногтем в треугольное пятно между лопаток мальчика. Нибелунга аж передернуло, но Сыч истолковал это по-своему и довольно ощерился.

— А как знать, что это метка дьявола?

Колдун вогнал шило в пятно. Мальчик даже не шелохнулся.

— Ни боли, ни крови.

Герцог удовлетворенно улыбнулся и поднес к носу флакончик с благовониями. Понимаю, Сыч подошел слишком близко и разило от него будь здоров.

— Продай мне его. Я хорошо заплачу.

— Не продаётся, мессир, — в голосе Сыча появилась настороженность, он только сейчас учуял беду.

— Все в руках Господа, — тихо сказал Лис, — Но мы сами выбираем судьбу. И ты свою уже выбрал.

Мальчик-ящерица, который шнырял туда-сюда, подносил гостю то вино, то сыр и миндаль, и тут подсобил — швырнул фальшион.

Сыч погиб... или не погиб, а скажем так, потерял одно из своих физических воплощений за считанные секунды — клинок Наследника разил точно и безжалостно, ведь в его теле, в его руке хранилась память всех прежних жизней. Бедняга Сыч рухнул на пол пустым кожаным мешком, из которого вырвалась огромная сова. Нибелунг не успел зарубить ее — не достал фальшионом, птица вылетела, пропоров затянутое бумагой окно.

Комнату быстро заполнили люди герцога, невесть откуда взявшиеся. Я замер, окончательно уразумев, кого напоминает мне Лис... Затаился, сжался до едва заметной черной точки, червоточины, в душе мальчика. Это был даже не страх — непонимание происходящего, тревожное смятение. Что если он узнает меня с такой же лёгкостью, с какой я узнал его? Что меня ждет? Даст ли он мне шанс или постарается убить на месте?

Лис вцепился в мальчика, как только зарубил колдуна. Оно и понятно, не в его интересах было упустить добычу. Я предупреждал, что он не друг нам, но ответом мне была полная тишина.

— Тебе нечего больше бояться, — сказал Нибелунг, присев, чтобы посмотреть ребенку в глаза, — Ты свободен.

Во взгляде его было столько любви тепла, понимания и всепрощения, будто ангел спустился с небес, будто не проливалась кровь у него за спиной. Чудовищное лицемерие.

Не знаю, почему мальчик доверился ему, дело в Наследии или в чем-то другом. Пока я раздумывал о том как избавиться от Нибелунга и искал взглядом подходящее оружие, он не растерялся и врезал мне впервые в жизни со всей силы, загоняя в клетку, а ведь я и не заметил, когда он перестал считать. Да, дети могут быть очень жестокими, мстительными и вероломными. Я вырастил сильного игрока, которого Лис нагло отнял у меня, чтобы сделать рыцарем и засорить ему голову своими идиотскими идеями, чертов король Артур со своим убогим Камелотом.

Я неоднократно пытался вернуть назад свою власть, но мальчик давал отпор и почти поработил меня, разрешив появляться только после слова «Метаморфис». Надо было добить его в детстве, ведь знал же, что парень упрямая заноза в заднице, но все моя доброта и жалость. Всегда он этим пользовался, несчастная сиротка, как же!

Я мог бы потерпеть еще эту проклятую клетку и подневольную, но полную приключений, жизнь, это лучше, чем бесконечные одинокие блуждания и тоска смерти... Скажем прямо, из мальчика даже выглядывать было интересно, не говоря уж о полном участии в событиях. Он меня раздражал своим докучливым присутствием, но часто с ним бывало весело.

Конец моему терпению положила разлука с Лоренцей. И какое лицемерие утверждать, что он защищает ее от меня, будто я для нее опасен! Ненавижу. Теперь между нами война и я закончу ее поединком в Нибельзее, Озере Тумана, Озере душ, обретя наконец власть над своим телом. Сяду на коня и помчусь во Флоренцию. Эта мысль согревает мне душу...

Дело за малым, как заставить мальчика спуститься к чертову озеру?

***Загрузите NovelToon, чтобы насладиться лучшим впечатлением от чтения!***