Глава 4. Золотое сердце

Ажурные светильники с разноцветными стеклами превращают шатер в сказочный дворец. Мы сидим на мягких подушках перед низким аравийским столиком из черного дерева. Между нами дрожит и мерцает, отражаясь в начищенных кубках, пламя свечи. Графиня открывает ларец, бережно, как святыню,  разворачиват синий бархат. Колода карт с золотым срезом и тщательно выписанным узором на рубашке выглядит увесисто  в изяшных женских руках. 

— Семьдесят восемь карт, — поясняет графиня, неторопливо тасуя карты. — Редкая вещь. Они помогают направить мысли, не более того. Но иногда карты открывают прошлое, настооящее и проливают свет на возможное будущее.

 — Возможное? Будущее можно изменить?

— Невозможно изменить наше прошлое. Будушее зависит от наших поступков в настоящем и от воли Божьей. И с этим уж ничего не поделаешь. Хотите заглянуть в свое будущее, мессир Робар?

— Лучше бы заглянуть в будущее Крысиного Короля. А заодно в его настоящее и прошлое. Некто, назвавшийся этим прозвищем, дал о себе знать в Тоскане.

— Вы должны были получить известие о нем, — кивает графиня, пристально глядя на меня, — Ваши судьбы связаны.

Мне не по себе, уж не знаю почему. Чтобы скрыть это, наполняю кубки вином.

— Посмотрим, что скажут нам карты, — Рубин в перстне графини зловеще сверкает, отражая свет свечи. 

Первая карта ложится на вышитую бархатную скатерть. За ней еще четыре.

— Король мечей, — графиня открывает карту. — Это, несомненно, вы. Ваш дар — предпринимать нужные действия в нужное время. Но в этом есть и темная сторона. Вы скоры на расправу, забывая, что удар вашего клинка необратим и смертоносен.

На следующей карте изображена прекрасная королева, сидящая на троне под сенью цветущего дерева. В руках она сжимает золотую монету с пентаграммой.

— Королева Денариев — богатая и влиятельная особа, кто бы это мог быть? Ах, так это она принесла вам весть... теперь я это ясно вижу... О!

Графиня де Мортень показывает мне карту. Еще одна королева и тоже на троне. Но эта держит в правой руке не то дубину, не то посох, а в левой — желтый цветок. Не стану утверждать, что одуванчик. Платье у королевы зеленое, а внизу на золотой мантии примостилась черная кошка. Невольно улыбаюсь.

— Есть еще и Королева Жезлов, — продолжает графиня, — Великодушная бунтарка и амазонка, вдохновляющая людей на разного рода безумства... А вы любвеобильны, мессир. И выбираете необычных дам.

— Куда ж деваться, мадам? Обычная от меня умом повредится.

— С одной из них возможен удачный марьяж... если не с обеими. Да. Я вижу вас у алтаря... Вам предстоит непростой выбор. Но довольно о любви. Следующая карта покажет, кто вам противостоит.

Она переворачивает карту. Объяснять тут нечего. Дьявол.

Подавив тревожный вскрик, графиня хватается за карту, лежащую рядом.

Падающая башня. Даже я понимаю, насколько плох расклад.

Графиня тянется за последней картой, которой оказывается «Смерть». Тонкие руки в панике смешивают колоду. Накрываю их своими.

— Не печальтесь, мадам. Мне не везет с гаданиями.

— Не вы притягиваете дурные расклады, мессир. Карты не говорят мне больше о любви и счастье. Только о смерти.

Не знаю с чего бы мне начать, а потому говорю прямо.

— То что вы видели... во мне. Темное. Знаете, что это?

— Нет. А вы?

— Если бы знал, не спрашивал.

— Вчера на турнире, я увидела у вас в руках светящуюся чашу вместо трофея, — говорит графиня.

— Одно из двух — или я невинный сэр Галахад и добуду Святой Грааль, или основательно напьюсь сегодня на пиру. Скорее второе, чем первое. Хотя есть и третий вариант. Луч света так упал.

— Хотелось бы мне верить, что вы правы. Но не все в мире имеет простые объяснения. Сейчас, глядя на вас, я вижу черные крылья, как у дракона. Как это объяснить?

— Понятия не имею... Мадам, могу ли я предотвратить беду из вашего видения? Вы знаете как это сделать?

— Ах если бы! Думаю, мое видение было посланием для вас, — она всматривается в меня. — В вас есть нечто непостижимое, какая-то сила, я чувствую ее. Прошу вас, сделайте все, что можете. Я видела мертвым моего сына и внуков... Королевская семья... да что я вам говорю!

Пируем по-прежнему на свежем воздухе, в обществе всего лагеря. Под бархатным навесом собрались почти все ныне живущие Нибелунги. Во всяком случае, прямая линия. Их мало. После вчерашнего видения это бросается в глаза.

На самом почетном месте за столом сидят король и королева, рядом с ними принцы. Анри или, на бургундский манер, Хенрик, наследник и новобрачный, со своей французской принцессой. Общество юной супруги не мешает принцу беззастенчиво разглядывать красавчика Лео де Римона, приглашенного за королевский стол в качестве победителя турнира оруженосцев. С трудом верится, что с такими наклонностями наследник окажется очень плодовитым.

Младший принц Луи внушает ещё меньше надежд — выглядит изможденным и бледным, будто намерен отдать Богу душу прямо сейчас.

Еще один принц, мой сюзерен Людвиг или Людвик, герцог Франконский, единственный из королевской семьи похож на подлинного Нибелунга. Лицо, едва тронутое первыми морщинами, отточено временем достаточно, чтобы на нем отразились жестокость и хитрость, мудрость и доброта. Одежда подчеркивает поджарую фигуру хищника — яркие цвета на контрасте, все дорогое, ничего лишнего. Жена герцога удалилась в монастырь после гибели единственного сына и теперь супруги живут ожиданием развода от Папы и пострига или нового брака — у каждого своя забота. Здесь же и его младшая дочь Филиппа, пфальцграфиня Рейнская. Старшая, Марго, замужем за герцогом Нормандским. Один ребенок — сын. Они не приехали на свадьбу. У Нибелунгов натянутые отношения с герцогами Нормандскими и династический брак не сделал их лучше.

Любопытно, из каких соображений сегодня приглашали гостей. Из дам присутствуют также молодая вдова маркграфиня Лорелея де Гиз, сестра Гоше, чей статус немногим уступает статусу принцев крови. Посадили ее рядом с младшим принцем, что наводит на мысль о возможном марьяже, и Катриона де Рейн... Из участников турнира — Рикард де Рейн, маршал де Ла Бард и я. Лео де Римона я уже упоминал. Впрочем, наследник тоже участвовал в турнире и будет сражаться в войске де Ла Барда в качестве простого рыцаря — такой вот каприз.

Королевская семья тоже не прочь развлечься неожиданным куртуазным поворотом этого турнира, посмотреть, как мы будем крутиться на раскаленной сковородке прямо у них на глазах. Для удобства Катриону усаживают между мной и Ла Бардом. Она великолепна в почти взрослом платье. Девицы не носят парчу, только замужние дамы, но роскошный дамаск со сложным цветочным узором успешно ее заменяет. Прекрасные волосы распущены и подхвачены тонким золотым обручем.

Катриона вынуждена протянуть мне руку для поцелуя, иначе ее не поймут, но общаться не стремится. Холодна со мной моя Королева Жезлов, зато с маршалом мила и обходительна. В те редкие моменты, когда ради вежливости она все же говорит мне пару слов, я теряюсь и бормочу что-то односложное в ответ. Ее лицо, обращенное ко мне, будто светится изнутри, а в глазах все, что есть на земле, под землей, в небесах и в преисподней, от создания мира и до наших дней. И я не знаю, как мне с этим быть.

— Ты ещё очень молод, ван Хорн, — обращается ко мне король, — Но мне сказали, что ты выиграл не меньше сотни турниров. Это в голове не укладывается.

— Поединки, да, — соглашаюсь я, — А вот бугурты я частенько проигрываю. Наш маршал в этом деле лучший...

— Благодарю, мессир Робар, — маршал кладет руку на сердце, — Мне дороги твои слова.

— ...после моего сюзерена, герцога Франконского, — опускаю его на грешную землю.

— Я так и знал, — смеётся маршал. — Вас, рейнскую банду, сам черт не переупрямит.

— Вот и проверим во время бугурта.

— Зато я похитил самую прекрасную розу Вормса, — маршал улыбается и целует руку Катрионы.

— Это мы тоже проверим, — киваю я.

— Правильно, — говорит герцог, — Нечего наши цветники разорять!

— Как вам удается всегда побеждать? — спрашивает наследник, отрываясь от созерцания прекрасного лица Лео де Римона, — Есть какой-то секрет?

— Что вам сказать, ваше высочество, на первом турнире я был очень стеснен в средствах, потому только и думал о том, чтобы не проиграть и не платить выкуп, — говорю я вполне серьезно, — А потом привык. К тому же случалось мне и терпеть поражения, получать тяжёлые раны.

— А кто был вашей Дамой на первом турнире? — спрашивает королева.

Лорелея де Гиз улыбается впервые за вечер. Искренне улыбается, а не этикета ради.

— Это был прекрасный день, мессир.

— До сих пор не понимаю, как у меня хватило духу попросить у вас знак отличия и почему вы мне его дали.

— Пусть это останется тайной, — улыбается Лорелея.

Для меня это не было такой уж тайной — она меня пожалела. Догадывалась, что я никого толком не знаю, а рассчитывать на свою красоту и обаяние никак не могу. Никогда ей это не забуду — у меня-то выбора не было, но у  дочери маршала де Римона, он был.

— И я не сомневалась в вашей победе, — добавляет маркграфиня.

— И все же, да простят меня дамы, — настаивает принц, — Сколько лет вы участвуете в турнирах, мессир?

— Семь. И два года до того, будучи оруженосцем Арно де Римона.

— Вас рано посвятили в рыцари. На войне, насколько мне известно.

— Да, мой принц.

— Вы должно быть провели сотни поединков. Не считая судебных и дуэлей...

— На дуэли меня уже давно никто не вызывал, — вздыхаю.

— Верю, — соглашается дофин, — отъявленных самоубийц не так уж много. Но вы-то вызывали?

— Случалось, но я предпочитаю договориться.

— Я помню, что вы бывало проигрывали Арно де Римону, — не унимается наследник.

— Да, я проиграл ему почти половину наших поединков. Но счёт все равно в мою пользу.

— А ещё кому-то вы проигрывали?

— Вашему дядюшке, герцогу Франконскому, я проиграл почти все поединки.

— Почему же? — возражает Лис, — сколько их было? Семь, кажется? В двух ты победил.

— А бугурты все равно проиграл, — замечаю я.

— Тут уж и не надейся, — пожимает плечами герцог.

— И почему ты, брат, перестал выступать на турнирах? — любопытствует король, — Я-то ладно, — он похлопывает себя по объемистому животу, — А у тебя талия не шире, чем у ван Хорна.

— О нет, увольте, для войны я еще сгожусь, — ухмыляется герцог, — А для турниров уже стар.

Зато наследнику все еще интересны мои достижения:

— То есть, мессир Робар, за эти годы вы проиграли пять поединков дядюшке и... сколько Арно де Римону? — спрашивает принц.

— Восемь.

— Это меньше, чем дважды в год. Браво, мессир, браво! И после этого вы будете утверждать, что вы простой смертный? — смеётся наследник.

Мне совсем не до смеха. После таких слов у меня возникает неприятное чувство, что на мне вот-вот начнут искать метку дьявола. И ведь найдут. Кожа между лопаток прямо зудит.

— Несомненно, мессир Робар простой смертный, а не Роговый Зигфрид, — говорит маршал, — Посмотрите на его шрамы. Успех нелегко достается и обычно тем, кто не щадит себя. Вот и весь секрет. Любой может ему последовать.

— Не весь, — возражает мессир Рикард, — С иными рыцарями наперед знаешь, как будет проходить поединок. Ван Хорн — это полная неизвестность. Каждый поединок с ним — урок для меня. И после каждого такого поединка я становлюсь сильнее.

— Благодарю, друзья, ваши добрые слова для меня дороже всего, — я и самом деле тронут. Ладно, маршал, но де Рейн никогда не относился к числу моих почитателей.

За короля, королеву, Бургундию, молодоженов и меня уже пили, за дам тоже, но пришел и мой черед говорить тост. Я благодарю короля и королеву за оказанную мне честь и предлагаю поднять кубок за присутствующих здесь славных рыцарей:

— Мессир де Рейн проиграл только мне, маршал де Ла Бард только мессиру Рикарду, а Лео де Римон выиграл турнир оруженосцев. За честь и славу бургундского рыцарства!

Король встаёт и вслед за ним все пьют стоя.

— Но ты же не оставляешь никаких шансов бургундскому рыцарству, мой мальчик, — смеется король, усаживаясь в свое кресло, — Люди узнают, что ты участвуешь и разворачивают коней.

— Судя по этому турниру, не всегда. К тому же я не собираюсь больше принимать участие в турнирах в этом году — у бургундского рыцарства есть все шансы.

— Видите, милое дитя, — шутливо говорит король Катрионе, — Что вы натворили? Не сомневаюсь, что это ваш отказ повлиял на его решение.

— Мы с мессиром ван Хорном едва знакомы, Ваше Величество, — возражает Катриона, — Вряд ли я могу влиять на его решения.

— Ах, деточка, — замечает на это королева, — Много ли мужчине от вас надо, чтобы влиять на его решения.

— И все же это преступление против куртуазной любви, — журит Катриону король, — Отказать нашему чемпиону в столь скромной и почтительной просьбе.

— Преступление против куртуазной любви, сир, — поспешно отвечаю я, — Принуждать даму к чему-либо. Отказала и отказала, в этом нет обиды.

— Золотые слова! — кивает королева, — А вы заметили, что он вас постоянно защищает, дитя мое? Это так трогательно и великодушно.

— Меня за этим столом никто не любит, — сокрушается маршал, — Это даже обидно! Все сочувствуют ван Хорну, а мне отказывают в праве на куртуазную любовь. Где справедливость?

— Mы вас любим, Франсуа, — улыбается королева, — Но вам уж точно грех жаловаться на отсутствие куртуазной любви. Да если бы вам вздумалось однажды собрать все ваши ленточки и привязать на себя, вы превратились бы в майское дерево. К тому же для начала неплохо бы выиграть турнир, чтобы в вашу честь устроили королевский пир. Через пару дней вам как раз предоставится такой случай.

— Я постараюсь им воспользоваться, мадам, — говорит маршал.

Людвик Франконский хитро щурится, поигрывая кубком:

— Есть несколько пикантный, но остроумный выход из нашей щекотливой ситуации. Правила куртуазной любви не запрещают любить двоих... Правда, почему-то умалчивают про троих или четверых. Но думается мне, что истории известны такие случаи.

— Любить двоих это красиво и изысканно, — соглашается королева, — А то, что вы дальше предлагаете, милый брат, уже разврат какой-то.

— Мы же не о плотской любви сейчас говорим, ваше величество, — возражает герцог.

И тут в бой бросается принц Луи:

— Как же это не о плотской? Наш двор погряз в куртуазности, что есть ничто иное как торжество бренной плоти над духом...

— Помилуйте, дорогой племянник, — вздыхает мой сюзерен, — Но куртуазная любовь платоническая и бескорыстная, а возлюбить такой любовью творенье, все равно, что возлюбить творца. И чем большее число творений возлюбишь, тем лучше.

— Сама мысль об этом кощунственна! — принц поджимает губы. — Мы все прекрасно знаем, что платоническая куртуазная любовь лишь красивое прикрытие для прелюбодеев, ибо сказано в Писании: «Кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своем». Дама и ее рыцарь уединяются вряд ли для того, чтобы помолиться. И несомненно, невинная девица должна блюсти свою чистоту и добродетель для брака или для монастыря, а не предаваться соблазну, когда мужчина, не являющийся ее мужем называет ее «своей дамой». Вы же сейчас толкаете невинную душу на путь греха и обрекаете это дитя на муки ада.

— Но, мой принц, — тон Лорелеи де Гиз наводит на мысль о бархате, пропитанном змеиным ядом, — Давайте прислушаемся к голосу разума. Мессир Робар холост, а маршал вдовец. Один из них вполне может стать супругом мадемуазель де Рейн. Как по вашему они и другие мужчины должны ухаживать за будущими женами? Предаваясь посту и молитве за стенами монастыря? Как они познакомятся? Как узнают друг друга? Как по мне, грешно видеть низменную похоть даже в самом невинном флирте. И почему это у вас куртуазная любовь и прелюбодейство одно и то же? Мой брат просит знаки отличия только у своей жены и, побеждая на турнире, всегда выбирает ее королевой любви и красоты. Мой покойный муж поступал таким же образом.

— Это похвально, мадам, — соглашается набожный принц, — Но не все мужья столь добродетельны. У нас же принято жениться на одних, любить других, а блудодействовать с третьими. И это считается совершенно нормальным и куртуазным. Представьте отчаяние бедной женщины, муж которой просит знаки отличия у другой дамы.

— Это если бедная женщина напрочь лишена чувства юмора, — говорит герцог, — Совсем как вы, дорогой племянник. Или страшна как смертный грех... Хотя эти подчас ведут себя куда свободнее признанных красавиц. Бросьте, Луи, дама даст свою ленту другому рыцарю, да и дело с концом. Пусть легкомысленный муж задумается было что-то или нет.

— Дядюшка, вы хоть понимаете, что говорите? Это точно такой же грех, как блуд с этим рыцарем.

— Тогда пусть уж с ним переспит, — предлагает герцог, — Чтобы отомстить неверному мужу и не зря гореть в аду.

— Дорогой дядюшка, всем давно известно, что вы закоренелый грешник и очень далеки от раскаяния, но вам не мешало бы позаботится о своей душе.

— Я не так уж стар, — смеется герцог, — Успею еще и погрешить и покаяться... А все, что можете сделать в своей жизни вы — умереть со скуки.

— Дорогой сын, — король явно не настроен миндальничать, — Всем давно известно, что вы не любите веселиться, не понимаете шуток и нет больших радостей для вас, чем пост и молитва. Это похвально, но могли бы вы приберечь свои проповеди для более подходящего места и времени? Для монастыря, например. Извольте заботиться о спасении своей души, а не лезть в чужие. Благодарю вас.

Принц с видом оскорбленной добродетели смотрит в свою тарелку. Лорелея де Гиз старается отодвинуться от его высочества как можно дальше. Вероятно, чтобы никоим образом не ввести в соблазн безгрешную душу.

Беседа за столом возвращается в обычное светское русло.

Украдкой я предаюсь платонической куртуазной любви и продолжаю рассматривать мелкие детали. Нежные руки с трепетными пальчиками, тонкая длинная шея, прекрасный треугольник надключичной ямки, розовое ушко... Узор на платье я мог бы повторить с закрытыми глазами, если бы умел рисовать. Зачем мне это все? Зачем?

Герцог был не в настроении, но нашел время поговорить со мной.

— Как они мне надоели — братец с его детками. И эта дурацкая идея с браком Луи и маркграфини де Гиз.

— Если устроят такой же турнир, то я не против, — пожимаю плечами. — Де Римоны будут рады породниться с Нибелунгами.

— Уж в который раз, — ворчит он, — Но мне только милого племянника под боком недостает. Будто мало моей благоверной Хуаниты с проповедями. Святая женщина. Может они найдут друг друга в монастыре? Луи там должно понравится — никакой куртуазности...

— В женском монастыре? — уточняю я.

— Ах да, в женском монастыре без куртуазности не обойдется... Тобой я тоже недоволен.

— А я чем провинился?

— Он ещё спрашивает?! Я слышал, Лоренца приехала. Так почему ты один? Почему не привел ее на пир? Почему я смотрю на твою уродливую физиономию вместо того, чтобы любоваться ее красотой?

— Да здесь и без того есть кем полюбоваться, сир. И не мог же я привести ее за королевский стол без приглашения.

— О да, они все встретятся с Лоренцей, — говорит Лис, — Все. Но только двери прикроют. И ставни. Денежные дела вершатся вдали от света и открытых пространств, не терпят суеты и посторонних глаз.

— Как бы то ни было, завтра я выведу ее на свет божий.

— И правильно. Нельзя прятать от людей такую красоту, — мечтательно вздыхает герцог, — Ты хоть понимаешь как тебе с ней повезло?

— Сир, — начинаю, — Я как раз хочу поговорить о Лоренце. Вы не против, если я на пару месяцев уеду во Флоренцию?

— И кого же это надумал прикончить старый пройдоха Джакомо Медичи? — задумывается герцог. — Хотя к чему гадать, его список смертников точно длиннее моего. Медичи это Нибелунги нашего времени...

— Что-то я не помню у Медичи побежденных драконов, сир. Они торгаши, ростовщики и политиканы, а своих драконов они, в лучшем случае, травят, чтобы ручки не замарать.

— Новый век — новые драконы, новые герои, — отвечает он, — Ты недооцениваешь Медичи. Они не боятся запачкаться в крови. Медичи начинаются — мы заканчиваемся. Мы теряем хватку, породу, стиль и плохо размножаемся. Мы уже не хищники, мы разжирели и жрём миндальные пирожные вместо сырого мяса. А сама мысль о купании в крови дракона вызывает у нас тошноту. Медичи голодные и алчные. Они любому дракону в глотку вцепятся, как только он им подвернётся, будь покоен. И крови напьются. А посему, если заказ на кого-то влиятельного, ты лучше откажись. Все их деньги и даже любовные игры с прекрасной Лоренцей, которая Медичи не по крови, но по разуму и духу, того не стоят.

— Нет, сир, ничего такого. Заказ на вымогателя.

— И нанимать для такого дела тебя? Не много ли чести для вымогателя?

— Без магии не обошлось, — говорю я, размышляя над тем, какую долю правды ему следует знать. — Своими силами не извели.

— И серьезное дело? Помощь нужна?

Мы смотрим друг на друга, как смотрят люди, разделяющие страшную тайну. Говорить ему о видении или нет? Видение предназначалось мне, значит, это мое дело. Будь это дело Лиса, неведомая сила, которая привела графиню ко мне, привела бы ее к нему с тем же успехом.

— Заклинатель крыс, — беспечно отмахиваюсь я, — Помощь не нужна.

— Согласен. Гроша ломаного не стоит.

— Если только ублюдок не сбежит, — замечаю я на это.

— Они же обычно уверены в себе. До поры до времени. Ты уж развлекись как следует, мальчик, сколько той жизни. Ни в чем себе не отказывай, изруби гаденыша в капусту. А теперь о серьезных вещах. Мне, знаешь ли, очень важен мир между вассалами, особенно между тобой и мессиром Рикардом. Он, строго говоря, вассал моей дочери, что в нашем случае не имеет никакого значения. Что у тебя с Катрионой де Рейн?

— Да ничего, — угрюмо отвечаю я.

— Да-да, понимаю как это бывает, ничего и всё. Но и ты пойми, что это брак и для тебя не самый выгодный, там приданого кот наплакал, а кровь Нибелунгов в твоём положении сомнительное приобретение. Тебе нужны земли, которые может дать богатая наследница. И если ты задумываешься о женитьбе...

— Нет, сир, — поспешно отвечаю я, не дожидаясь, когда мне всучат богатую наследницу, — Не задумываюсь.

— И правильно, — смеётся Лис, — Меня в свое время очень выгодно женили и теперь я никак не разженюсь. А у тебя хотя бы выбор есть.

Острое лезвие в твердой руке Курта приставлено к моему горлу. Чтобы побрить. Задача не из лёгких — волоски на шраме или растут в непредсказуемых направлениях или не растут вовсе. Курт успешно справляется с этим безобразием, но без конца шикает, чтобы я не шевелился. Только поэтому я не могу глазеть на одевание Лоренцы, как деревенский идиот. А посмотреть есть на что. Например, парчи такого оттенка я никогда не видел, хоть успел побывать при всех дворах Европы. Цвет и не красный, и не розовый, и не оранжевый, зато яркий и чистый — глаз не оторвать.

— Коралловый, — услужливо поясняет Лоренца, — Смесь розового и оранжевого, эти красители стоят дороже золота. Но ты не хочешь знать, amore mio, как трудно подобрать к ним закрепитель и как дорого это стоит.

Я и правда не хочу знать. С меня довольно того, что цвет красивый, но приходится помалкивать, чтобы Курт меня ненароком не порезал. Могу представить, в каком смятении будут наши дамы. Не сомневаюсь, что сундуки Лоренцы таят неисчислимое множество женских сокровищ и битвы нарядов будут выиграны за явным преимуществом.

Курт протирает мне лицо настойкой бергамота и розмарина, и я, наконец, могу посмотреть на Лоренцу, которую причесывает милейшая синьорина Джулия. Волосы явно не собираются укладывать благопристойными баранчиками над ушами. Их оставляют свободно струиться, накрывая нежным невесомым покрывалом и серебряной шапочкой-сеточкой с жемчугом. Под невиданной кораллово-серебряной парчой — белое нижнее платье из легчайшей полупрозрачной ткани. Такие же рукава едва ли не лежат на ковре. Парча облегает тело Лоренцы так плотно, что не мешает любоваться великолепными изгибами. Подчёркнуто всё: и красивая высокая грудь, и узкая талия с широкими, но стройными бедрами. Глубина выреза поражает самое смелое воображение: отчетливо видна ложбинка меж грудей.

— Я сражен, — говорю я, пока Курт помогает мне одеваться — все такое узкое, что без помощи не обойтись.

Лоренца довольно улыбается, застегивая на шее жемчужное ожерелье в три ряда с камеей. На камее Медуза Горгона. Просто как живая.

Сегодня на мне и нитки белой нет, потому что даже шелковое белье, подаренное Лоренцей, черное. Бархатный дублет, напуски "фонарики" на рукавах для свободы движений.

Лоренца окидывает меня придирчивым взглядом.

— Тебе идёт узкое и приталенное.

Она решительно расстегивает мой пояс с золотыми бляхами, опуская его чуть ниже, застегивает. Проворно подтягивает и распускает какие-то шнурочки, приговаривая что-то совершенно непонятное:

— Вот эта линия всегда должна быть видна, — рука скользит от нижних ребер по талии до выступа над бедром, — Это так изысканно. Гибкий и стройный юношеский стан у взрослого мужчины всегда в цене. И запястья приоткрыть. У тебя широкая ладонь и длинные пальцы, amore mio, это красиво, почаще что-то делай руками.

— Что? — теряюсь я. Как по мне, руки предназначены, чтобы ими что-нибудь держать или дать кому-то в рыло.

— Жесты какие-нибудь. Сам придумай.

— Зачем??? — я ошарашенно развожу руками.

— Вот! Уже получается. И рукава хорошо смотрятся... модные и даже с узорчиком, как ты решился на такой отчаянный шаг?

— Ну он же черный... на менее черном.

— И то правда. Bellissimo! — Лоренца любуется своей работой, — То, что мне и нужно. Самец пантеры перед прыжком... Погоди, — она роется у себя в шкатулке и защелкивает у меня на шее короткую золотую цепь с рубинами, — К черному лучше не придумаешь. К тому же рубины напоминают кровь, а с тобой это очень хорошо сочетается. Оставишь себе, для меня она грубовата.

— Я по цацкам не очень, — дорогой подарок смущает, потому что я понятия не имею, чем на него ответить. — Пояса довольно.

— Ты мой кавалер — положение обязывает, — подцепив двумя пальцами цепь, как ошейник, она притягивает меня к себе и целует, — По их понятиям мы люди второго сорта. Я торговка, а у тебя сомнительное происхождение. Мы должны быть лучше всех.

— Мы и есть лучше всех, Лоренца. Мы молоды, полны сил, а ты ещё и дьявольски прекрасна.

— Ты первый рыцарь.

— А ты умна и сказочно богата. Да этот чертов мир принадлежит нам.

— А они пусть завидуют.

— Причем молча.

Я надеваю небольшую шляпу вроде охотничьей с фазаньим пером, Лоренца тут же ее поправляет.

— А теперь, пожалуйста, сделай злой и угрюмый вид и зыркай на людей исподлобья.

— Когда я улыбаюсь, еще страшнее.

— Amore mio, предлагаю приберечь твою неотразимую улыбку для особых случаев.

С таким настроением мы рука в руке отправляемся на осмотр оружия и доспехов. И тут же оказываемся в волшебном мире шелка, бархата и парчи всех мыслимых и немыслимых оттенков зеленого, синего, красного, фиолетового и желтого в их самых замысловатых и невозможных сочетаниях. Черного, белого, серого и коричневого меньше, но они присутствуют, разбавляя кричащую яркость. Все это великолепие расшито золотом, серебром, жемчугом, стеклярусом и самоцветами, тысячью невероятных узоров, райскими птицами, львами, грифонами, единорогами и просто вензелями. Здесь меряются пуленами, рукавами и шлейфами. Здесь все немного слишком — слишком широкое или вызывающе узкое, слишком длинное или нелепо короткое. Здесь не знают умеренности и не дружат со здравым смыслом. В этом волшебном мире мужчины не то, что не уступают дамам в яркости и смелости нарядов, а иной раз даже превосходят их. Мы не теряемся в павлиньем великолепии — Лоренца похожа на сказочную фею, а я, вероятно, на черную дыру в мироздании.

Турнир настолько велик, что осмотр оружия напоминает огромную ярмарку, где в разноцветных шатрах, расписанных гербами, представлены полные наборы доспехов и вооружения для пешего боя. Некоторые доспехи напоминают произведения искусства — богатство отделки, геральдические символы.

— Твои как всегда? — спрашивает Лоренца, — Скромненькие, чёрненькие?

— Попросил бы обходиться без уменьшительно-ласкательных, — делано возмущаюсь и мы смеемся.

Подходим к моему шахматному шатру с оружием. Мориц все заботливо начистил и аккуратно выложил на пурпурный бархат. В результате мои доспехи будто средоточие тьмы, поглощающее дневной свет, и выглядят ещё дороже, чем стоят

— Изящно, — Лоренца треплет несчастного Морица за щеку, — Наш милый bambino не лишен вкуса.

Катриона тоже здесь. Ее платье поразительным образом напоминает покроем платье Лоренцы, только более скромное и не подчеркивает все, что ниже и выше талии, — сама невинность. Хотя и подчёркивать пока нечего. Вместо парчи — атлас, вместо дерзкого коралла и серебра — цвет свежей зелени, который невероятно ей идет. Из украшений — серебряный поясок на талии и обруч в форме венка, изящно собирающий буйство каштановых кудрей.

Меня едва ли удосужили взглядом, зато моя спутница изучена с ног до головы. И вновь я теряю голову, глядя, как тонкий девичий пальчик скользит по моему нагруднику. Кажется, она даже не отдает себе отчёт в этом, полностью поглощённая беседой с маменькой и маршалом де Ла Бардом.

— Вот доспех истинного воина, — объявляет маршал, замечая нас, — Ничего лишнего. Восхищаюсь, ван Хорн.

— Благодарю! — отзываюсь я.

Сам маршал — любитель излишеств: новомодный двухцветный упелянд в пол с зубчатыми рукавами и подолом, схваченный на талии широким поясом, на мой взгляд, напоминает дамское платье. Золотую нить на вензеля никто, разумеется, не жалел. На голове — бархатный шаперон. Шлык невероятной длины причудливыми складками уложен вокруг головы и по плечам. Наконец, чтобы всех добить, — массивная золотая цепь с чеканными звеньями, изображающими сцены из «Песни о Нибелунгах».

— Синьора де Медичи, что за радость видеть вас! — распинается маршал, поглубже забираясь взглядом в смелый вырез Лоренцы, — Как вам при бургундском дворе? Не скучаете по прекрасной Флоренции?

— О, я только первый день здесь, граф. Да и мессир Робар любезно согласился составить мне компанию и не дает скучать.

— Как великодушно с его стороны, — с тщательно завуалированным сарказмом отмечает старшая мадам де Рейн, для которой суть наших отношений с Лоренцей более чем очевидна. Собственно, мы никогда и не скрывали, что живём во грехе в свое удовольствие.

— Долг гостеприимства это святое, — расшаркивается маршал, — Особенно, когда дело касается столь прекрасной путешественницы.

Катриона лишь на мгновенье встречается со мной взглядом, почему-то это взгляд затравленного зверька, и вновь опускает ресницы.

— Представьте же мне ваших прекрасных спутниц, маршал!

— Мадам Изольда де Рейн и Катриона де Рейн.

— Ах, мессир Рикард де Рейн ваш муж и папенька? Мы знакомы, очаровательный мужчина.

Глаза мадам Изольды сверкнули так, что внезапно стало ясно в кого пошла дочь.

— Вижу вы, синьора, знакомы со всеми бургундскими рыцарями.

— Почему же, мадам, только с лучшими из них.

Пользуясь тем, что внимание матери сосредоточено на Лоренце, Ла Бард поигрывает пальчиками Катрионы, так будто еще немного и начнет целовать их один за другим. Ей это явно не по нутру. Маршал наш — куртуазный развратник и соблазнитель, перетрахавший едва не половину двора. Даму не обидит, такого за ним не водится, но эта живая аллегория Порока и Добродетели начинает меня бесить. Странно, но Лоренца тоже косо смотрит на ухаживания маршала.

— Милый граф, — обращается она к Ла Барду, — Сгораю от желания взглянуть на ваши доспехи. Они должно быть поражают великолепием.

Маршал, конечно же, не в силах сопротивляться её очарованию. Не говоря уж о том, что его доспехи как всё, чем он владеет, слепят своей роскошью.

— О, разумеется, если дамы де Рейн не против я с радостью сопровожу вас.

— Дамы де Рейн не против, — говорит мадам Изольда, взглянув на Катриону, — Мессир Робар о нас позаботится. Но вы уж постарайтесь не задерживаться, Франсуа.

— Не беспокойтесь, мадам, вы же знаете, это всего в двух шагах.

Катриона, едва высвободив руку, берет мой шлем, чтобы рассмотреть его поближе.

— Почему у вас все чёрное, мессир? — серьезно спрашивает она.

— Мне так нравится. Удобно, практично и соответствует моей зловещей репутации и порочной натуре.

— Все бы вам насмехаться, мессир, — упрекает меня мадам Изольда, — Прекрасные доспехи, но наши дамы падки на все яркое и блестящее... Рыцари, впрочем, тоже.

— Мне кажется блеска вполне достаточно, — говорит Катриона, — И работа прекрасная.

— Правда, моя госпожа? Вы в этом разбираетесь?

Она вдруг смущается.

— Папа рассказывал. Он даже брал нас с братьями в Милан к оружейникам. Это очень интересно...

— Ничего интересного в этом нет, милая, — матушка несомненно оценила стоимость моего оружия, но упорно разглядывает цепь с рубинами. — Не понимаю, что ты в этом находишь. И боже мой, какие они уродливые эти ваши любимые хундсгугели!

— Мама, это не для красоты, — говорит Катриона, — Такие забрала очень удобны, безопасны, дают хороший обзор, благодаря им один и тот же шлем можно использовать в пешем и конном бою, на войне и на турнире. К тому же этот шлем устроен таким образом, что забрала можно менять по необходимости.

Смотрю на нее с немым обожанием. Ещё пара слов в том же духе и меня можно будет намазывать на хлеб, как полежавший на солнце сыр.

— Папина дочка, — вздыхает мадам де Рейн.

Лоренца возвращается удивительно быстро и одна.

— И до чего же все-таки страшен этот твой хундсгугель, — заявляет она, глядя на шлем в руках Катрионы, — Да ещё и черный.

— Где вы потеряли нашего милого маршала, синьора? — спрашивает Изольда, пряча улыбку.

— Попал в окружение десятка дам — такую атаку ему не выдержать, зато я воспользовалась моментом и отступила за подмогой... или попросту дезертировала. Должна сказать, что у вас на редкость непостоянный жених, мадам. Тем не менее это лучшая партия в Бургундии, поздравляю от души.

— Маршал мне не жених, — Катриона возвращает шлем на прежнее место.

— О! Как я могла так ошибиться. Не беда, моя дорогая, все ещё впереди. У меня нюх на мужчин, желающих посвататься.

Лицо Катрионы на мгновенье становится удивительно несчастным, но улыбка возвращается на него столь же внезапно и не смотрится вымученной.

— Ваш нюх вас не подвел, мадонна, я обещала рассмотреть предложение маршала, если он победит завтра.

— Катриона! — похоже это сюрприз и для маменьки, — Такими вещами не шутят!

— Я и не шучу.

Катриона смотрит мне в глаза, так могла бы смотреть только одна из королев "Песни о Нибелунгах". Во взгляде ничего похожего на недавние холодность и пренебрежение. В нем смелость, вызов и непоколебимая вера в себя, а заодно и в меня.

— Если, моя госпожа? — спрашиваю я, — Если победит?

— Когда победит, мессир, — вызова во взгляде становится ещё больше, вызова и шальных искорок азарта.

— Вы делаете рискованные ставки, юная мадам де Рейн, — Лоренца по-хозяйски берет меня под руку, поглаживает предплечье, — Любопытно, а на какой выигрыш вы рассчитываете?

— Как по мне, смысл игры в риске, а не в выигрыше, мадонна.

— Так можно проиграться в пух и прах.

— Значит так тому и быть.

Внезапно и на нас налетает веселая дамская стайка. Я упускаю Катриону из виду — надо целовать ручки и уделять внимание. Среди дам: Альенора, графиня де Мортень, пфальцграфиня Рейнская, графини де Римон, вдовствующая Готелинда, и очаровательная Агнесса, жена Гоше, его сестра — маркграфиня де Гиз, кузина — баронесса фон Лейден, и ещё несколько дам как знакомых, так и не очень.

Альенора и Лоренца смотрят друг на друга столь ласково и обмениваются такими теплыми и любезными приветствиями, что становится не по себе.

— Что же это вы так поздно явились на турнир, синьора де Медичи? — интересуется Альенора, — Пропустили поединки мессира Робара, а это было захватывающее зрелище, уверяю вас.

— О, милая баронесса, я почти не видела его на турнирах, зато видела в настоящих схватках. И это в самом деле было захватывающее зрелище. Правда, не для слабонервных.

Решительно всех дам сначала занимает платье Лоренцы, затем моя скромная персона и почти совсем не интересует мое оружие.

— Может вам черные крылья к шлему пристроить, — сжалившись, предлагает вдовствующая графиня Готелинда, настоящий матриарх дома де Римон, — или что-нибудь такое... внушающее ужас и трепет.

— Вот, что я вам говорила, мессир Робар? — замечает госпожа Изольда, — Рикарду тоже всегда твержу, но кто бы слушал.

— Предпочитаю внушать ужас и трепет одним своим видом, милые дамы. Как по вашему, у меня получается?

— Более чем, — соглашается графиня Готелинда, — Половина из нас уже в ужасе, а другая трепещет... Но представление бы выиграло, а что-то мне подсказывает, что вы знаете толк в представлениях.

— Благодарю за совет, госпожа графиня.

— Крылья это гениально, мадам, — подхватывает Лоренца, — Черный дракон с перепончатыми крыльями! Я вижу это!

— А вот и ваш обещанный дракон прилетел, графиня де Мортень, — замечаю я.

— Нет, друг мой, — возражает она, — Это не тот дракон.

— На летучую мышь не будет похоже? — ворчу я.

— Не будет, — уверяет меня Лоренца, — Надо обязательно заказать такой турнирный шлем в Милане, чтобы без пошлой бутафории.

— А мне нравится все как есть, — говорит пфальцграфиня Рейнская, немного смущаясь. — Мне кажется мессир Робар тем и выделяется среди всех рыцарей, что впечатляет своими поединками, доблестью и воинским мастерством, а не крикливыми украшениями на шлемах.

— Спасибо за добрые слова, мадам, — раскланиваюсь я.

Филиппа тут же краснеет и прячется от моего взгляда за роскошными рыжими волосами Нибелунгов и кружевным покрывалом. Но руку для поцелуя милостиво протягивает. Она из королевской семьи и ее слово имеет вес. Дамы в конце-концов приходят к соглашению, что мои доспехи и оружие по-своему красивы, элегантны и полностью соответствуют правилам и регламенту турнира.

Для знамени и сюрко графини де Римон выбрали темно-синий цвет. Расшитый звездами шелк символизирует ночное небо, внизу терновая ветка и девиз: "Per aspera ad astra". Такая же вышивка украшает сюрко командиров.

— Мы сочли, что для вас, мессир Робар, и для вашего войска это самые подходящие символы и девиз, — объясняет Агнесса де Римон — крошечное, ювелирной работы создание, напоминающее одновременно дорогую венецианскую куклу с фарфоровым личиком и озорного фейри. Ей за двадцать, но она ниже Катрионы, стоящей рядом. Толстые русые косы по колено плотно переплетены жемчугом. Графская корона выглядит тяжеловесной на изящной головке, но крепкий стержень и сильная воля чувствуются в каждом движении.

Преклонив колено, я принимаю знамя. Цвет мне нравится, да и работа великолепная. Как графини это все успели? Хотя о чем я? Для этих женщин не существует неразрешимых задач.

— Не спешите, мессир, вы ещё не видели, что мы приготовили для вас, — говорит графиня, разворачивая очередное синее сюрко с вышитым золотым сердцем под короной, — В этом году вы успешно защитили честь дам в семи поединках, три из которых были судебными. В благодарность за это дамы Бургундии единодушно выбрали вас своим поборником.

— Благодарю вас, дамы, это честь для меня.

Графиня передает сюрко принцессе Филиппе, которая торжественно надевает его на меня. Почтительно целую ее руку. Поднимаюсь и застегиваю пояс, пряча глаза. Признание дам мне чертовски льстит, но и немного смущает. Не то чтобы я требовал вознаграждение за эти поединки, нет. Но и не отказывался его получать. Дамы, будучи уверены в исходе таких поединков, обращались ко мне за помощью охотно и платили щедро. Защищая даму, я не особенно вникал, насколько виноват обидчик. Как по мне, награда немного с душком... А черт с ним, в конце концов, дама в беде — это всегда дама в беде. И какая разница, права она или нет.

Катриона со всеми церемониями надевает зеленое сюрко с золотыми одуванчиками на маршала. На том официальная часть закончена. Дальше, как заведено, пир и танцы.

Устав, наконец, и от того и от другого, мы с Лоренцой поднимаемся на холм полюбоваться закатом. Перед нами море разноцветных шатров и стягов, над которым гордо возвышается деревянная крепость с башнями и донжоном, рвом с водой и мостом через него — совсем как настоящая. Ветер полощет смешной зелёный флаг над донжоном... с одуванчиками или солнышками — это как посмотреть. Знамя под стать этому хрупкому странному мирку из цветной ткани и раскрашенного дерева, где все живут так, будто завтра не наступит, а детская потасовка за деревянную крепость внезапно превращается в эпическую битву за сердце Прекрасной Дамы. Кажется, что достаточно дунуть на него, и он разлетится, как пух с одуванчика.

— Это так красиво, Робар, — говорит Лоренца, прижимаясь ко мне поплотнее, — Нелепо, старомодно, но очень красиво.

***Загрузите NovelToon, чтобы насладиться лучшим впечатлением от чтения!***