Часть 1. Глава 1. Турнир

Сентябрь 1347 года

— Сколько пальцев ? — верещит оруженосец, сотрясая ладонью перед моим забралом. — Сколько у меня пальцев, мессир?

Он показывает три. Указательный, средний и безымянный, грязные и растопыренные. Затейник ты, Мориц.

— Двадцать один, — говорю зло, но так глухо и невнятно, что сам себя не слышу, уж не знаю, слышит ли он. — Десять на руках, десять на ногах, и один, самый мелкий, промеж ног...

— Он в порядке! — радостно орет Мориц герольдам и маршалу турнира.

Оказывается, мне удалось самостоятельно сесть после падения. Немой Курт, мой слуга, помогает встать на ноги. На угрюмой физиономии с перебитым носом читается недовольство: не успел подхватить. Но таков уж регламент турнира — в финальных поединках слуги не бегают за конями хозяев, как это часто бывает, а стоят на определенных заранее местах. Красиво, зрелищно и без вопросов понятно, кто победил.

Скверное это дело — быть выбитым из седла. Турнир проигран к чертям. Все болит, но руки- ноги целы — уже хорошо. По грудной клетке будто конь промчался, надеюсь, что нет. Голова гудит, трибуны ревут, не знаю, где громче и противнее. Солнце в зените и очень жарко для середины сентября. Тело плавится в стальных оковах.

Проскрежетав сталью об сталь, поднимаю новомодное остроносое забрало «песья морда». Смотрю на своего соперника и понимаю, что турнир ещё не проигран: большой шлем, украшенный графской короной и геральдическим единорогом, глубоко врылся в песок.

Шаг вперед и натыкаюсь на рыцареныша. Судя по блондинистой шевелюре, смазливой мордашке и гербу на сюрко, из младших де Римонов или фон Лейденов, если граф Гоше взял кого-то из родственников по матери в оруженосцы. Их там столько, что черт ногу сломит...

— Стой, динстманн! — говорит он мне, презрительно хмурясь.

Старая аристократия. Настолько старая, что парнишка едва не лопается от спеси. Не мне похваляться родословной, но я имею собственный герб, замок и земли, а положение младшего брата навряд ли многим лучше участи динстманна, зависимого рыцаря. И тому и другому суждено служить своему сюзерену и носить его герб.

Охотно допускаю, что в силу юности, рыцареныш попросту не может подобрать слово, способное выразить низость моего происхождения, а назвать безродным ублюдком не позволяет воспитание. О моем дворянстве, унаследованном от липового отца, охотно сплетничают и злословят. За спиной и шепотом — в лицо редко кто решается. Жить-то хочется.   

Мальчишку оттягивает уверенная рука — Бертрам де Римон, следующий за Гоше по старшинству.

— Имей уважение, Лео. — и уже мне, — Это младший наш. Вымахал, но дурак еще, не серчай, ван Хорн.

— Пустое, — говорю.

Не такой уж и дурак. Кто захочет с его семейкой связываться? Вот и я не хочу.

Мой противник, граф Гоше де Римон, подает признаки жизни, будто услышав меня.

— Я таки выбил тебя из седла, ван Хорн, — кряхтит он, поднимаясь на ноги с помощью братьев.

— С этим не поспоришь, — ворчу, потирая отбитую задницу, хоть ребра все же больше болят и виной тому копьё де Римона, а не падение с коня.

— Но после этого, — продолжаю, — Мессиру графу не стоило вылетать из седла с такой поспешностью.

Гоше высоченный, самый здоровый мужик из всех, кого я знаю, косая сажень в плечах. В доспехах выглядит устрашающе. О силе удара я и вовсе не хочу вспоминать — тут дышать бы толком начать.

— Раз уж мы теперь разговариваем, ван Хорн, — басит из-под шлема эта груда мускулов и металла, — значит ли это, что мы примирились?

— Мы не ссорились.

— Ты знаешь, о чем я.

Знаю. Век не забуду, как ты бросил своего старшего незаконнорожденного брата Арно де Римона, искалеченным на поле боя, прознав, что ваш отец погиб, но не имея полной уверенности в тексте завещания. Вдруг бы бастарду досталась какая-нибудь мелкая синьория из обширных графских владений. О всем лене и речи быть не могло.

— Ты ведь навещал Арно в монастыре? — спрашивает граф. — Как он?

Самое время об этом поболтать, сукин ты сын. 

— Съезди и спроси.

— Я хочу продолжать поединок, — рычит Гоше. На вид сама злость и решимость, но я замечаю дрожь в ногах. Долго не протянет.

— На мечах!

— Да как тебе угодно, мессир граф.

Лео подает ему меч, я принимаю оружие из рук Морица... Гоше шатается и внезапно с поистине эпическим грохотом и скрежетом лат падает в песок. Братья бросаются к нему, но граф так и не приходит в себя. Победа за мной.

Зрители, особенно простой люд, недовольны, вспомнили все мои прозвища: «Слабак ты сегодня, Гюнтер Подкидыш! Сплоховал Черный Робар! И этого парня называют Быстрая Смерть? Не, граф Гоше круче был!» Многие свистят. Да срать я на это хотел. Я счастлив. Я завалил самого крупного зверя на этом турнире. Де Римоны платят с лихвой — на выкуп за коня и доспехи графа семья горожан может безбедно жить лет пять-десять. Мои потребности не столь скромны, но сумма все равно достойная. Неплохо было бы его отдубасить как следует за Арно, но поединок на мечах с Гоше — это не прогулка с дамой по живописным окрестностям. Дождусь более подходящего случая.

Моим последним противником станет победитель следующего боя. Между поединками, как обычно, выступают жонглеры и менестрели. Сейчас это группа акробатов из Франции. За представлением не слежу, на седьмой день турнира они начинают надоедать.

Треплю Локи по морде, мол, как ты, парень? Он фыркает, из чего следует, что все в порядке, потерплю пока. Если у Локи не все в порядке или он не в духе, может и укусить. Меня нет, но конюхам достается. Курт снимает с меня сюрко, чтобы отряхнуть от песка. Оно короткое, чуть ниже колен, из украшений только герб на груди — черно-белое шахматное поле и золотой охотничий рог. Я — бастард, но узаконенный, а потому перевязь на гербе носить не обязан. У Локи зато одежка поярче — шахматная попона с зубцами.

Мориц помогает мне снять перчатки, шлем и сабатоны, подает кубок с разбавленным вином для восстановления сил. Тем временем начинается поединок, а я сижу себе в тени под навесом и не без интереса наблюдаю как мой земляк Рикард де Рейн лихо расправляется с маршалом де Ла Бардом (не путать с маршалом турнира, тот просто безымянный неудачник). Мессир Рикард из побочной ветви Нибелунгов, королевская кровь, но род ведет от простолюдинки. Владения у него скромные, а его красавице жене нужны наряды и драгоценности не менее, чем другим женам. Сдается мне, что даже более. Да и детишки кушать просят небось. Этот знает зачем вышел на ристалище, о да. А маршалу оно так, перед дамами покрасоваться, о чем недвусмысленно свидетельствуют и пышные украшения шлема в виде графской короны и дракона, готовящегося к взлету, и роскошное сюрко, и позолота на доспехах. Ни у меня, ни у де Рейна ничего такого: у него — белые латы, у меня — вороненый доспех, но по последнему слову. Для нас это ремесло, мы зарабатываем на жизнь. С той лишь разницей, что я успеваю развлечься от души, а мессир Рикард предпочитает почаще молиться и благородно занудствовать.

До меча у них, однако, дошло, что тоже неплохо. Если его сиятельство маршал вымотает мне соперника как следует, вот честно, проставлюсь. Заслужил. К тому же маршал придумал новый регламент турнира, крайне выгодный для меня — без зачинщиков, но с отборочными поединками. Это позволило ему увеличить число участников (такого большого турнира, как нынче в Дижоне, на моей памяти ещё не было), а мне — заработать больше выкупов. Некоторые, правда, не смогли расплатиться. Кому-то простил, с кем-то договорились о рассрочке, кто-то пожелал присоединиться ко мне в бугурте, на войне или в честной рыцарской авантюре. Но в целом мне везло — попадалась крупная рыба.

На первый взгляд кажется, что турнир — дело прибыльное, но и затраты на него немалые. Только коней у меня с собой четыре: два боевых и два верховых. Курт и Мориц тоже не безлошадные, двух верховых взяли про запас, а ещё тяжеловозы, которые тащили две телеги со всяким скарбом — оружие и турнирные доспехи, для меня, для коня, моя боевая броня на всякий случай, броня Курта и Морица. А ещё шатер, все, что нужно в шатер, провиант и другие припасы. Получается целый табун лошадей, для обслуживания которого у нас два конюха — эти тоже приехали верхом, а не ножками из Вормса притопали. Сколько уходит овса и сена в день, считать не берусь. С нами ещё пара слуг для моих нужд и потребностей — необходимо поставить шатер, поддерживать в нем порядок, стряпать, устраивать пирушки для благородных друзей, которые горазды пить и жрать не меньше моего, следить за чистотой постели, потому что ко мне время от времени наведываются дамы, да, в конце концов, стирать мне портки, выносить ночной горшок и согревать воду для омовения. А ведь на первом турнире у меня был только оруженосец, два коня — мой и его, средней руки броня и оружие, что казалось безумной роскошью. Ели мы что придется, а спали у костра под открытым небом.

Побеждает все-таки де Рейн — эффектным ударом сносит дракона со шлема маршала. Поднимаю кубок в его сторону. Он приветствует меня кулаком в латной рукавице — готовься, мол. У него тоже есть время отдохнуть в тенечке под навесом — нас ждет очередное выступление жонглеров и финальный поединок турнира оруженосцев. Детки мерились силами вчера, я за этим безобразием не следил, предпочел не распыляться и использовать день для отдыха и зализывания ран после трех подряд горячих деньков на ристалище.

Одним из победителей оказался, к моему удивлению, Лео де Римон, что ж посмотрим, другим — фон кто-то-там барон Тмутаражопский... такое длинное имя, что никак в голову не укладывается — сразу вылетает. А вот сюрко и попона, расшитые сотнями бубенчиков, врежутся в память уже навеки — перезвон, как от стада овец. Любят молодые размах и пафос.

— Рождественский дед, — ржет мой оруженосец, ему глуховато вторит Курт.

— Не очень-то веселись, Мориц, в следующем году и тебя это ждёт. Бубенцов я тебе не обещаю, но вот кто-то посмеётся. Я в первую очередь.

— Мессир Робар! Вы подарите мне турнирные доспехи и оружие? — подпрыгивает юнец, — Я не буду ждать до двадцати одного года?

— Они же не ждут, — киваю я на участников поединка, — Да и я в свое время не дождался.

— Меня посвятят в рыцари! Спасибо, мессир, спасибо!

— Для этого нужно всего ничего — победить.

— Об этом не беспокойтесь, я вас не подведу.

— Хотелось бы верить, потому что выкуп я за тебя платить не буду, так и знай. Достанешься победителю со всеми потрохами.

Курт жестами показывает Морицу, что все, конец тебе, мелкий.

— Я вас не подведу, — уперто повторяет мальчик, но лицо его меняется, становится взрослее и серьезнее.

Не подведёт. Он и сейчас недурен, а через год будет ещё лучше — самое время выпихнуть кукушонка из гнезда.

Гоше не поскупился — доспехи у младшего де Римона не хуже, чем у старших братьев. На наруч мальчишка намотал зеленую тряпочку с вышитыми одуванчиками, которую полагалось неторопливо и показательно подносить к губам, вглядываясь в трибуны. Проклятье, даже знак отличия у дамы выпросил, все честь по чести. Я вот не озаботился как-то — рутина заела. Ладно, у меня есть шанс выбрать королеву любви и красоты. К несчастью, я запамятовал, какая из дам обещала мне за эту честь коня, какая перстень, а какая отдаться. Поди упомни, когда предложений больше двух десятков...

Сцену куртуазного лобызания одуванчиков безнадежно портит неуклюжий оруженосец, нахлобучив на красавчика де Римона шлем. Мориц тем временем отвлекся на беседу с какой-то барышней за ограждением.

— Баронесса фон Левенгальт, — шепчет он мне, вернувшись, — Передала через камеристку: двести гульденов и как обычно, если вы назовёте ее своей королевой.

Ничего себе — двести гульденов! Плохо, что неизвестно какой чеканки, но это в любом случае конь, доспехи и полное вооружение, если не в Милане заказывать, а местными умельцами обойтись. И треть годового дохода от моих земель. Щедро, слов нет, но странно — не припомню, чтобы Альенору такие вещи занимали. И что значит «как обычно»? Обычно мы чего только не делаем. Алчность, похоть и любопытство побеждают — высматриваю баронессу на трибуне и посылаю воздушный поцелуй.

В деле Лео, оказывается, парень не промах. Яблочко от яблоньки. Не помню я что-то бестолочей у них в роду, когда речь заходит о войне и ристалище. На третьей сшибке мессир Бубенчик Тмутаражопский, с праздничным перезвоном грохается оземь и признает свое поражение. Победитель потрясает копьем, целует свою тряпочку. После чего его торжественно посвящает в рыцари сам король. Де Римоны ликуют, благородная и не очень публика рукоплещет, дамы возбуждены — герой дня прекрасен, как грозный архистратиг в сияющей броне. Жаль, крыльев нет.

Следующим номером выступает менестрель, куда ж на турнире без них? Но это, как по мне, лучше, чем акробаты и прочие жонглеры. Музыка настраивает на правильный лад. Мэтр Люк, простолюдин из Страсбурга, исполняющий балладу собственного сочинения о любви Тристана и Изольды, представляет собой подлинное чудо. Его мощный голос то ныряет вниз, в мужской глубокий звук, то поднимается выше, чем женский. Сам мэтр Люк — мускулистый бородатый дядька лет за тридцать и многодетный папаша. Сила человеческого таланта и мастерства, никаких хирургических ухищрений. Все аплодируют. Дамы, да и некоторые рыцари, смахивают слезы. Королева велит отсыпать мэтру серебра. Менестрель раскланивается и уходит.

Наш выход. В детстве добрейший капеллан вбивал мне в башку, иногда все же через ремнем по заднице, всяческую латынь. Не то чтобы знания от этого задерживались в голове, но вот про гладиаторов зацепилось... И сейчас вспоминается, особенно после того, как маршал турнира (не путать с маршалом де Ла Бардом) изволил намекнуть, что Его Величество желал бы видеть поединок двух лучших мечников королевства. Без щитов.

Де Рейн едва слышно фыркает. В конном поединке на копьях шанс у него был. В пешем на мечах — нет. Но воля короля — закон.

— До тридцати ударов, мессиры, или до очевидной победы, — сообщает нам маршал. — Только поаккуратнее, без членовредительства, в стопы и в голову не бить, отступать не больше, чем на три шага... да вы и сами знаете.

Да уж знаем, на нашем счету больше турниров, чем у этого маршала прожитых лет, хоть у него небось лысина под шапероном.

— Если будет ничья, — продолжает маршал, — судьбу поединка решит совет из двенадцати знатных дам. Так что вы уж постарайтесь, мессиры, чтобы до этого не дошло.

У меня поединков с ничьей отродясь не бывало. Не на мечах. Но вот интересно, а как решается вопрос, если и у дам выходит шесть на шесть? Монетку бросают?

— Это все потому, что мессир Гоше до сих пор без чувств, — с досадой говорит де Рейн. — Король и дамы возжелали гуманности. Будто на мечах это как на перинке покувыркаться.

Мне тоже не по себе, но по другой причине. Случалось мне убивать людей ножом, мечом, боевым топором, копьём, шестопером, моргенштерном, кочергой, из лука, арбалета и голыми руками. Случалось мне убивать людей на поле боя, на дуэлях, на судебных поединках, в трактирах, на большой дороге, да хоть в подворотне, но не на турнире. Не то чтобы смерти на ристалище были в диковинку, но к чему портить праздник похоронами?

Нас быстро переоблачают для боя на мечах. Оруженосцы де Рейна — его сыновья, близнецы лет шестнадцати. Впрочем, есть еще и опытный слуга.

Мы с мессиром Рикардом клянемся друг другу в вечной дружбе (ему, наверно, сама мысль об этом противна, поскольку с пятью коленами благородных предков у меня туговато) и пожимаем друг другу руки. С этим ритуалом он тоже слишком уж спешит покончить. 

— Развлечем их? — спрашиваю.

Он нехотя кивает.

Боевой поединок на мечах — не такое уж занимательное зрелище. Заканчивается он быстро, иногда человек и вздохнуть не успевает. На турнире же вполне уместно устроить маленькое представление для благодарных зрителей. Тем более что король заплатил мне пятьсот флоринов только за участие в турнире. Готов поспорить, что де Рейн тоже свое получил. Почему бы не отработать? Но благородный и честный мессир Рикард не любит представления. Ему правду жизни подавай, никакого веселья. Остается только сожалеть, что на его месте не Арно де Римон. Вот он и впрямь был рыцарь без страха и упрека, единственный из всех, кого я знал. Два года, что я был у него оруженосцем, — лучшие годы моей жизни. Да и после моего посвящения мы дружили и часто пересекались на турнирах. Чего мы только не вытворяли на радость почтенной публике! Специально готовились, всякий раз что-то новое придумывали и разучивали... Минул год с тех пор, как Арно потерял ногу и ушел в монастырь по милости своего мудаковатого братца, которого я, не ровен час, отправил на тот свет. А может, добрый боженька вмешался в дела людские посредством тупого копья в моей руке. Такая вот ирония судьбы.

— Только не сильно затягиваем, — нудит мессир Рикард, — А то костей потом не соберешь. Мне де Ла Барда хватило.

— Да не плачься ты так, де Рейн. Если ты не заметил, намекну, что я с Гоше бился, пара ребер точно сказали прощай.

— Так может снимешься? — интересуется он. — Победа без боя не так почетна, но я не откажусь, не переживай.

А он не так плох, как мне казалось. Умеет завернуть.

— Чудеса бывают, де Рейн, но я бы на твоем месте на них не надеялся. С чего начнем?

Мы быстро сговариваемся о том, что хотим показать. Идеи мои, ему всё не по нраву.

— Фиглярство, — ворчит мессир Рикард. — Все это фиглярство и жонглерство. Балаган.

— Это искусство, де Рейн.

— А я что говорю? 

Начинаем мы чинненько. Показываем разные атаки и защиты ради красоты приемов и техник. Обмениваемся первыми ударами. После неудачной атаки я получаю с размаху по ребрам. Если бы они и впрямь были сломаны, тут бы поединку и конец, но все равно на мгновенье темнеет в глазах и я пропускаю ещё ударов пять. Надо ли говорить, что меня продолжают колотить по ребрам со всей дури? Но я для того это и сказал, чтобы дать ему надежду и проверить как далеко простирается хваленое благородство. Переведя дух, перехожу из защиты в атаку, стараясь двигаться и кружиться. Гибко ухожу от удара, изогнувшись едва ли не в мостик и легко возвращаюсь в исходное положение.

Трибуны дружно ахают — кто же знал, что так можно в доспехе. Мессир Рикард зато теряет и меня, и равновесие. Его разворачивает и он оказывается ко мне спиной, напрашиваясь на захват и меч у горла, то есть мою очевидную и несомненную победу. Но прием грязноватый, а я хочу победить своего благородного, мать его, соперника самым что ни на есть благороднейшим образом. Переблагородить к чертям собачьим. Представление так представление — должно быть от души с настоящей историей, драмой и пафосом. Продаю этот момент, чтобы все видели, как я опускаю меч и жду, пока де Рейн неуклюже повернется. Перехожу в защиту, даю ему атаковать. На меня вновь обрушивается град ударов.

— По больному месту, мессир де Рейн? — спрашиваю, защищаясь, кружась и отклоняясь, — Благородно ли это?

— По корпусу, — парирует он, — Правилами не запрещено. Не можешь — сдавайся.

Он крушит меня безжалостно и во всю силу, когда успевает достать. Я по-прежнему много двигаюсь, бегаю и даже прыгаю, заставляя его вертеться. Показываю на радость публике чудеса гибкости и баланса, уходя от удара. Но все же частенько позволяю де Рейну меня достать. Счёт позорные двадцать пять на восемь в его пользу. Момент, когда возможно любое развитие событий. Трибуны сходят с ума. Мессир Рикард чувствует вкус крови — еще немного продержаться и победа за ним, но дышит он уже громко и тяжело. Вот с этого момента я и начинаю атаку. Теперь уже не понарошку. Двадцать два удара. У меня двадцать два удара. Дубасить его во всю силу я не стремлюсь, но мою скорость ему уже не выдержать. Удар сыпется за ударом. Он бьётся из последних сил и даже пытается атаковать, помня что преимущество на его стороне. Вот только оно стремительно сокращается.

— Не можешь — сдавайся, — повторяю его слова. 

Мессир Рикард не сдается. Он злится, продолжает яростно отбиваться. Но шансов у него уже нет. Предупреждал же, дважды повторять не стану. Последние десять ударов я наношу уже во всю силу, четко и безжалостно. Тут уж никто не устоит.

Дело сделано — противник на земле, мой меч на его горле. В наступившей тишине, отчетливо слышен девичий крик: «Нет! Папа!» — да, папеньке несомненно больно. Вслед за этим: «Катриона, сядь! С ним все в порядке!» Невольно поворачиваюсь к трибунам. Сквозь забрало и едкий пот, заливающий глаза, вижу мадам Изольду, жену де Рейна. Рядом с ней тоненькая девушка в зеленом шелковом платье. Вскочила, сжала кулачки... Семейное сходство очевидно. Точеное личико совершенно немыслимой красоты и огромные глаза, яростные, как у дикой кошки. Изольде ценой неимоверных усилий удается ее усадить.

— Твоя дочь, де Рейн? — я помогаю ему подняться. Мы изображаем дружеские объятия.

— Даже не смотри в ее сторону, — очень тихо и очень зло предупреждает меня мессир Рикард, — И думать не смей...

— Катриона? Да? — я пробую на вкус красивое и необычное имя.

— Ван Хорн, ты меня слышал?

Честно говоря, в одно ухо влетело, в другое вылетело — все мои мысли заполняет его дочка. Как я мог не заметить эту юную фею у нас в Вормсе?

— Да не беспокойся ты так, мессир Рикард, свататься не буду.

— Слава богу, только такой родни мне и не хватало, — ворчит он.

— Мне тоже.

— У тебя никакой нет.

— Добрые все какие, а может я плачу от этого по ночам!

Мессир Рикард издает недоверчивый смешок и это почти обидно. Хоть и правда, разве можно горевать о том, чего никогда не имел?

Герольд объявляет меня победителем турнира. Оруженосец помогает снять перчатки и шлем. Наконец-то стягиваю подшлемную шапочку и разгребаю пятерней слипшиеся волосы. Раскланявшись королевской ложе и дамам, поворачиваюсь к простому люду. Широко раскинув руки, наслаждаюсь шумом, гамом, дружным топотом и всеобщей любовью. Положа руку на сердце, в этот момент я абсолютно счастлив. Да, тщеславие, да, гордыня, и гореть мне за это в аду, но мне и так-то райские кущи не светят, а купаться в славе и признании — чертовски приятное занятие. Наконец, потянув время, кланяюсь как можно ниже.

— Это же чернь, мессир, — шипит на меня маршал турнира.

— Это народ Бургундии, — возражаю я, преклоняя колено перед королевской ложей. То же делает и де Рейн.

Королевская ложа сверкает драгоценностями, переливается шелками, бархатом и яркими облачениями церковных прелатов. В сборе почти вся главная ветвь Нибелунгов: король Шарль, которого у нас в Вормсе называют Карлом на германский манер, королева Изабелла, наследник — принц Анри. В честь его свадьбы и проводится турнир. Молодая жена, французская принцесса Жанна, сияет рядом с ним в лазурной парче. Младший принц Луи, одет едва ли не во власяницу и явно не рад, что находится на турнире. Присутствует также брат короля, мой сюзерен герцог Людвик Франконский. В Вормсе его с гордостью и трепетом называют «нашим Людвигом» или Старым Лисом. Хотя он вовсе не стар — около сорока, а седые пряди в рыжих волосах выглядят странно при молодом лице. Герцог возглавляет так называемую Рейнскую ветвь или Рейнскую партию, которая вечно соперничает с Дижонской. С ним младшая дочь Филиппа, пфальцграфиня Рейнская, более известная как Пиппа. Девушка неглупая и не самая страшненькая, но с маленьким горбиком и репутацией колдуньи, что несколько путает возможные марьяжи. Сейчас она порозовела от возбуждения, похорошела, а взгляд ее полон восторга. Вот каковы они, книжные девицы! Только притащи их на турнир — живехонько начнут бросать рукава понравившимся рыцарям.

Король Бургундии выпрямляется во весь свой немалый рост... и во всю немалую ширь, что не красит мужчину. Голос его рокочет:

— Благодарю доблестных рыцарей за честную, благородную борьбу и соблюдение правил турнира. Тебя, мессир Робар, я поздравляю с достойной и красивой победой. Тебя же, мессир Рикард, с тем, что ты уступил только первому мечу Бургундии, а это, несомненно, большая честь. Моего же брата, герцога Франконского, поздравляю с тем, что лучшие рыцари королевства являются его вассалами. Мы гордимся вами, господа. 

Король берет паузу — трибунам и простому люду надо нахлопаться и наораться вволю, после чего кивает маршалу турнира. Тот подает знак герольду. Трубят горны, наступает ошеломляющая тишина.

— Желаешь ли ты, Робар ван Хорн, назвать королеву любви и красоты, чтобы получить из ее рук трофей турнира? — спрашивает герольд.

Желаю? Да я с ума схожу от нетерпения!

— Я хочу провозгласить королевой любви и красоты... — мой голос в наступившей тишине кажется слишком громким и раскатистым, — Катриону де Рейн, дочь моего благородного соперника, мессира Рикарда.

Катриона де Рейн заметно бледнеет. Встать она не торопится, но вокруг нарастает людской гул, да и маменька подталкивает. Катриона пристально смотрит на меня — на лице нет и тени радости от свалившейся на нее чести. Молчание затягивается и вовсе не из-за девичьей робости или сомнений — ее ответ я прочитал с первого взгляда. Она тоже умеет взять паузу.

— Нет, — произносит она наконец, — Ни за что и никогда я не буду вашей королевой любви и красоты, мессир Робар.

Отказ ранит неожиданно больно, но все, что мне остаётся — принять его и поклониться с достоинством. Внутри будто вулкан взрывается, кровь стучит в висках и отчаянно хочется разнести что-нибудь к чертям.

— Прости, бога ради, ван Хорн, — видно, что де Рейн раздосадован не меньше моего. — Она впервые на турнире. Испугалась, должно быть.

— Дама имеет полное право отказать, — отвечаю я сумрачно, но примирительно.

По трибунам постепенно, не до всех сразу доходит, что произошло, проносится вздох удивления, которое быстро сменяется разочарованием и возмущенными выкриками, даже топотом и свистом простого люда. Они придумывают про меня кровавые небылицы, но любят — я такой, как они, выбрался с самого дна.

По трибунам неуловимым шепотом скользит ее имя, странным и роковым образом переплетаясь с моим. Катриона де Рейн. Кто она? Да кто она такая, черт подери? Где она? Покажите? Что в самом деле так хороша? Она отказала ван Хорну? Катриона де Рейн. Робар ван Хорн. Катриона. Робар. Катриона. Ван Хорн. 

Неловкое положение спасает королева Изабелла. Отчасти для того их, королев, и придумали, чтобы спасать неловкие положения и вручать награды. Поэтому они всегда готовы что-нибудь кому-нибудь вручить и сказать при этом правильные слова.

— Ах, юные красавицы столь капризны, — мило улыбается королева. — Зато я с радостью вручила бы трофей победителю. Вы ведь не откажете в этом маленьком удовольствии, вашей королеве, мессир Робар?

Отказать в такой просьбе невозможно. Королева Бургундии занимает трон королевы любви и красоты, я преклоняю перед ней колено.

— Добавить к своим титулам титул вашей королевы любви и красоты, честь для меня, — говорит она. — Но все же я полагаю, что вы предпочли бы видеть на моем месте другую. Не спорьте, я в матери вам гожусь и кое-что понимаю в этой жизни! Потому я принимаю этот титул только на сегодняшний день. У вас есть еще одна возможность проявить доблесть на этом турнире, а у вашей строптивой избранницы одуматься. Юные сердца так переменчивы. Дерзайте, мой мальчик.

Королева все-таки милая женщина. Вручив мне кубок, а вместе с ним и награду в пятьсот флоринов, она заставляет меня подняться, обнимает, чем вызывает бурную овацию и быстро ретируется, растворяясь в пестром обществе придворных дам.

Объезжая ристалище верхом с кубком в руке я еще не раз встречаюсь глазами с Катрионой де Рейн. Не похоже, что девица боится моих шрамов, да и с чего бы? Де Рейны живут через две улицы, она часто меня видела. Понятно, что я не замечал сопливую малявку, какой она несомненно была до недавнего времени, но дети любят пялиться на всякое уродство и пересказывать друг другу страшилки. Про меня можно много страшилок порассказать.

По регламенту турнира победитель должен собрать войско для общей схватки. На этот раз предстояло штурмовать потешную крепость, защищать которую будет армия маршала де Ла Барда. Крепость, разумеется, тоже с размахом, размером почти с настоящую, с башнями, барбаканом и рвом. В случае победы капитан получает пятьсот флоринов, остальные — по сотне, не считая выкупов. И тут маршальский регламент мне на руку: первые три имени я должен назвать сам, остальные вольны решать, присоединяться ко мне или к маршалу. Раньше все определял жребий.

Начинаю я с того, что громогласно, ко всеобщему ликованию, приглашаю в свое войско де Рейна. Понимаю, что он меня недолюбливает и охотнее сражался бы под началом своего приятеля маршала, пусть и за Дижонскую партию, но после выходки дочери ему ничего не остается, кроме как поблагодарить меня за оказанную честь. Вторым я приглашаю Лео де Римона. Юнец удивлен и немного раздосадован, но дружные тычки братьев и кузенов вынуждают его понуро топать ко мне.

— Поздравляю, мессир, — говорю я ему. — Меня посвятил в рыцари ваш отец и я никогда не забуду тот день.

— Уж это точно, — фыркает Бертрам де Римон.

Забудешь такое. Тогда мы штурмовали крепость. Настоящую, на настоящей войне. Началось все ночью, а закончилось как раз к обеду. Я изрядно вывозился в грязи и крови. Кровь была всех возможных видов: засохшая, свежая, своя, чужая... ну и с лошадью не повезло. Про пот, мочу и дерьмо распространяться не буду, но это хотя бы все свое. Когда маршал де Римон ударил меня, коленопреклоненного, мечом по плечу, я пошатнулся и пришлось собрать все оставшиеся силы и держать спину, хоть очень хотелось растянуться в грязи. Темнело в глазах, но я упорно повторял за маршалом слова клятвы. К счастью, ему тоже было не до долгих речей. После посвящения я не смог встать на ноги. Мессир Готье сам поднял меня, чтобы обнять. Меня удивило, что он не боится запачкаться. «Теперь ты рыцарь, сынок, поздравляю!» — после этих слов я упал без сил в жирную чавкающую грязь. Кто-то сердобольный, кажется, это как раз и был Бертрам, сунул мне в руку меч, чтобы я мог попасть в Вальгаллу. С Христом подчас трудно договориться, а Один всегда примет воина. Вцепившись в этот меч, я позволил себе наконец расслабиться и потерять сознание.

— Да, я не забуду тот день, — продолжаю я. — И вашего отца, маршала Готье де Римона, вечная ему память. И большая честь для меня пригласить его сына в свое войско в такой важный для каждого рыцаря день.

Протягиваю Лео руку и он пожимает ее:

— Это честь для меня, мессир.

Таким образом, убиты два зайца — мальчишке стыдно за недавнее пренебрежение, а его братья, их многоопытный дядюшка Жильбер и кузен по маменьке барон Карл фон Лейден, естественно, тут же присоединяются. Брат барона Вольфгер фон Лейден следует за ним. На трибунах уже шушукаются о противостоянии Рейнской и Дижонской партии. А хоть бы и так, дело сделано, от желающих сражаться под моими знаменами нет отбоя. Но я называю ещё одно имя: Цезарь де Бержерак, к которому, кто бы сомневался, присоединяется его брат-близнец Александр. Они рыцари-госпитальеры и друзья Арно, а ещё крупные парни и отменные бойцы. В мой отряд вливаются и «задолжавшие» рыцари, чтобы расплатиться по счетам и потешить себя отменной дракой. Отряд собрался отменный, хоть настоящую крепость штурмуй.

***Загрузите NovelToon, чтобы насладиться лучшим впечатлением от чтения!***