6 глава. Марк.

Первое правило. Не думать. Мысли приносят с собой сомнения. Большая роскошь для того, кто не имеет выбора. К сожалению так бывает, что ничего не изменить. Ты просто делаешь то, что необходимо. И смирение это так глупо. Все говорят о том, что надо смириться и станет легче. С некоторыми вещами не смириться, но выбора нет.

Второе правило. Забыть о времени. Пусть оно потрачено бессмысленно. Пусть его не вернуть. Жаль свои годы, проведенные за решеткой. Здесь время невыносимо тягуче. Вытягивает из тебя всю энергию, убивает надежду. На самом деле, я не слежу за временем. Я не чертил эти дурацкие крестики. Кажется, я даже не помню точно, какое сегодня число.

Третье правило. Вспоминать о ней. Представлять ее нежный образ перед глазами каждую секунду. Заставлять воображение воспроизводить в памяти ее нежный голос. Желать ее трепетные прикосновения, разжигающие страсть в крови. Чувствовать ее присутствие в сердце. Пока она в мыслях, я стараюсь быть человеком. Стараюсь не превратиться в животное. Не могу сказать помнил бы о ней, спустя столько лет не оказавшись здесь. Да, я заменял ее другими женщинами. Но ничего для души связь с ними мне не принесла. Я мог легко забыть о них, выйдя за дверь спальни. Только думая о ней, могу забыть, где нахожусь и заснуть хотя бы на пару часов

Но порой я ненавижу её за всё происходящее со мной сейчас. Она совершила кучу ошибок, а я все равно считал себя виноватым. Зачем я вернулся в Чикаго? Кейси была в порядке, когда сбежала из клиники. А я примчался, как ошалелый и теперь я здесь. Моя жизнь остановилась, осталась за массивными воротами. Мир заключенного состоит из дней выживания. Есть только настоящее. И в нем надо сделать все, чтобы дожить до завтра. Не до освобождения, это романтичная чепуха.

Однажды я говорил с мужчиной, которому должны были дать пожизненно. Но и он не хотел быть убитым. Лишить себя жизни добровольно разительно отличается от насильственной смерти. Когда грязные руки какого-то урода смыкаются на твоем горле, или тебя пинают так, что срыгиваешь собственные внутренности, или... Перечислять можно бесконечно. Убийцы, насильники, психопаты, становятся твоими соседями и от них не убежать и не спрятаться.

А еще я часто думаю о том, как Кейси пыталась покончить собой. Это тоже причиняет боль. Провоцирует меня ненавидеть себя. Никто не должен отдавать то, что никогда не вернуть. Не переиграть, не одуматься. Я был виной её депрессии. Я это понимал, как и то, что вернувшись не смогу дать ей спокойную жизнь. Она когда-то сама сказала, что не хочет вечно жить в страхе. Между нами слишком много боли.

Я знаю, что с ней все в порядке. Малыш иногда пишет о ней письма. С одной стороны я благодарен ему за это. Но другая часть меня готова вырвать ему руки. Хотя он говорит, что никогда не прикасался к ней. Почему это должно меня волновать? Я надеюсь никогда больше не встретиться с ней.

- Эй, ты оглох?! - кричит надзиратель, стуча жезлом по решётке. - Заключённый ноль двадцать пять! На выход!

Я не торопясь добиваю отжимания и только поднимаюсь. Раньше я считал это таким примитивным, когда видел в кино подобное. На деле оказалось, что заняться практически нечем. Без движения тело каменеет. Ночью невозможно уснуть, если весь день бездельничать. Организму необходима физическая нагрузка. Поэтому мы и занимаемся в камере настолько, насколько это возможно в нашей ситуации. Прогулки больше походят на проверку на прочность. Если на кого был зуб, то только на прогулке можно отыграться. Тем более в моем случае. Кто-то явно старается превратить мою жизнь здесь в ад. Я с трудом находил общий язык с сокамерниками. После очередной драки и стараниям адвоката меня перевели в одиночку. Оставив меня в Чикагской тюрьме отец сделал только хуже. Здесь находятся отморозки, которые ждали провозглашения приговора. На смену одним подонкам приходят другие. Большинство не задерживаются здесь после вынесения вердикта. Но отец добился, чтобы меня не переводили из тюрьмы округа Кук. Он считал, что оставаясь в Чикаго я буду ближе к нему. Это единственное, что я мог принять от него. Никакой помощи. Я должен пройти это испытание сам. Но его решение оставить меня здесь было не самым лучшим.

К тому времени, когда я натягиваю футболку, надзиратель уже отпирает дверь и заходит с наручниками. В его глазах горят злобные огоньки. Он с трудом сдерживается, чтобы не навредить мне. Было бы неплохо выпустить пар. Он единственный, кто не переносит меня. И в его смены приходится не спать всю ночь.

- Веди себя хорошо, не хочется марать руки об тебя!

Когда на мне наручники он становится намного смелее. Я игнорирую отморозка, отчего он еще сильнее бесится и тычет меня в спину. Подталкивает своим жезлом, чертов ублюдок. И делает это именно тогда, когда мы проходим мимо камер, чтобы другие заключённые видели мои унижения. Из нескольких камер слышится недовольство. Это парни, которые знают меня. В остальных напротив, кто-то весело хохочет и пинает решётку со словами благодарности в адрес надзирателя.

- Так и надо этим итальяшкам! - кричит кто-то. - Ты что ж думал защищая копа, можно их задобрить?

Я оборачиваюсь и вижу бритоголового придурка, который возомнил себя крутым. Следующая прогулка обещает быть веселой.

Но все эти мысли не важны сейчас. Входя в кабинет для допроса я совершенно не понимаю для чего меня привели. Все что можно было из меня уже вытянули. Беседа с психиатром через два дня по расписанию. Кто ждет меня тогда? Кому понадобилось ворошить дело трехлетней давности?

В комнату допроса меня заводит другой охранник. Он аккуратно усаживает меня на кресло и отпирает наручники с одной руки, а вторую пристёгивает к столу. Цепь достаточно длинная, чтобы не причинять неудобства. Все же чувствуешь себя, как бешеный пёс на привязи. Стол достаточно массивный, и скорее всего прибит к полу. Неужели кто-то задумывался сбежать отсюда?

- Спасибо, - говорит тихо над моим ухом молодой охранник. Я удивлено таращусь на него. Что же за день такой? Один отморозок, другой параноик.

- Я брат Мигеля, - добавляет он, когда видит мое замешательство.

И до меня только доходит. Мигель один из тех охранников, за которых я заступился во время драки. Во время игры в баскетбол, несколько парней специально затеяли драку, а потом напали на охранников, которые хотели увести их по камерам.

Я молча киваю в ответ. Он выходит, оставляя меня одного. Десять минут я тупо смотрю перед собой в полной тишине и одиночестве. Мозговой штурм! Сюда сейчас войдет матёрый волк. Кто-то намерен произвести впечатление. Что же, посмотрим.

Когда дверь за спиной открывается, я продолжаю смотреть в одну точку, не оглядываясь. Четкий шаг. Папка громко шлепается на стол прямо перед моим носом. Он становится напротив, засунув руки в карманы. Непроницаемый взгляд. Никаких эмоций. Какого черта его занесло сюда? Неужели отец постарался? Нет! Он не нарушил бы обещание, не вмешиваться. Что ему надо?

- Здравствуй, Марк Гвидиче!

Он хмурит брови в ответ на мое молчание. Берет стул и садится напротив. Достаёт сигарету и протягивает мне. Я делаю вид, что не вижу ничего. Продолжаю смотреть ему в лицо. Он сильно постарел, волосы поседели, но глаза такие же хитрые. В воздухе пахнет охотой, но жертвой я не согласен быть.

- Некрасиво ты встречаешь старых друзей, - ухмыляется Дональд Шур.

- Не я хозяин этого заведения, - отвечаю я, сцепляя пальцы в замок перед собой.

- Но я ведь пришёл к тебе. А ты кажется не рад. Тут нет прослушки. Можешь говорить, - говорит он, расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки.

- Что вам надо? - спрашиваю откровенно, не желая зря терять время.

- Есть разговор насчет твоего досрочного освобождения. Взамен на сотрудничество. Согласен? - Пафосно предлагает он.

- Какое сотрудничество? С какой стати я должен верить первому встречному?

Любопытно, что ему понадобилось от меня. Он выглядит слишком уверенным в себе. Надо бы подпортить настроение прокурору.

- Обидно, - говорит он, постукивая пальцами по папке. - Я сделал тебе отличные бумаги. Все, что требовалось от тебя, не возвращаться в Чикаго.

- Понятия не имею о чем вы, - беспристрастно отвечаю я.

- Ах, да, - ухмыляется он. - Видимо ты не помнишь меня. Жаль, что память к тебе так и не вернулась. Не легко наверное забыть родных, любимых людей, оставшихся дома. Не беспокойся, они в порядке.

Чертов урод! Сразу перешел к угрозам. Жаль, что я спас эту поганую душу. Непростительная оплошность. Милосердие порождает предательство. Не надо было прятать его на кладбище. Лучше бы я заботился в это время о своих друзьях.

И все же интересно, о чем речь. Что я такого могу предложить прокурору, что он сам явился?

- Рад за них. Надеюсь ваши близкие тоже живы и здоровы, - холодно парирую в ответ.

- Я недавно похоронил сына, - сквозь стиснутые зубы шепчет прокурор.

Челюсть мужчины сжимается так, что набухают вены на висках. Молчу. Он пепелит меня взглядом. Видимо рана ещё свежа. Иначе не кровоточила бы так, словно отравлена. А может и отравлена.

- Его убили, - не дождавшись ответа, продолжает он. - Передоз. Нашли в туалете ночного клуба. Через месяц ему должно было исполнится восемнадцать.

- Жаль. Жаль, когда дети расплачиваются за грехи отцов.

Я скрещиваю руки на груди и смотрю прямо в его серые пустые глаза. Он моргает. Губы сжимаются в тонкую линию. Сжимает кулаки на столе. Сколько же девочек ты погубил урод! Чертов педофил. Этот человек вызывает отвращение, как только вспоминаю как он покупал маленьких девочек. А дома играл роль примерного родителя. Как же так, богатенький сыночек найден мертвым в сортире. Не повезло мальчику с отцом.

- Тебе осталось еще четыре года, - с трудом выдохнув ярость говорит он. - Свои пять лет, ты продлил ещё на два, постоянно влезая в пекло. И зная твой нрав могу точно сказать, что прибавится еще. Я знаю, в прошлом месяце ты спас от бунтовщиков троих надзирателей. Их бы замочили, если бы не ты. Я могу использовать это на пользу. Условно-досрочное гарантированно. Двое из надзирателей согласны замолвить словечко за тебя. К тому же, тебя неоднократно пытались убить. Тебе не кажется это подозрительным?

- Взамен чего? - с недоверием спрашиваю я. С чего бы вдруг он стал мне помогать?

- Поможешь найти убийцу моего сына! - Шур докуривает сигарету и гасит ее об стол. Он выглядит очень довольным. Кажется, он думает, что сделал мне безотказное предложение.

- Почему я?

- Скажем так, ты можешь внедриться в необходимую среду, не вызывая подозрений, - произносит важно он.

- Я вынужден отказаться.

Шур удивлённо приподнимает брови. Я медленно встаю с места, давая понять, что разговор окончен.

- Я хочу выйти отсюда свободным человеком. Охрана, выпустите меня!

На мой крик дверь щелкает. Прокурор продолжает сидеть. Наблюдая, как на меня одевают наручники.

- Твой отец передал тебе, что хочет умереть глядя в глаза сыну.

Я делаю вид, что не слышу. Но мое сердце пропускает удар.

Неужели отец болен? Мы не виделись со дня провозглашения приговора. Он приходил на свидания, но я отказывался встречаться с ним. Я не могу и не хочу, чтобы отец, который спасал от тюрьмы самых отмороженных преступников, видел собственного сына за решеткой. К тому же вся эта история с потерей памяти никак не сочеталась бы с нашими встречами.

- Более того, если операция пройдет успешно, с тебя снимут все обвинения. Твоя судимость, криминальное прошлое будет забыто. Все будет так, словно ты изначально работал на меня. Ты сможешь вернуться в реальный мир и продолжить работу в адвокатуре. На этот раз можно сделать все легально.

Он еще продолжает говорить, но я ухожу, не оглядываясь. Еще несколько лет и я выйду отсюда и никому не буду должен. Пусть в моем досье всегда будет судимость, но это будет только прошлое. Если я начну лезть в болото, то ничего не закончится хорошо.

Но вести об отце меня беспокоят. С Тони я виделся лишь раз. Я просил его не убивать Малыша. Совершенно забыть о нём, потому что он не виноват.

Малыш приходит каждый месяц. Но встретились мы лишь один раз. Это было в первые дни после приговора. Он сидел и плакал, как ребенок, рассматривая мои внешние изменения. А я молча наблюдал. Потом он показал мне фотографии Кейси, на которых она улыбалась. Одну из них я осторожно забрал себе.

Я задал ему лишь один вопрос. Знает ли она, что я жив. Он уверял, что нет. Значит, ничего не помнит. Это к лучшему.

Я просто отрезал себя от мира и оставил все в прошлом. Потому что моя реальность только здесь. Ничего не изменится, если они будут навещать меня. Зачем подвергать таким испытаниям родного отца.

Единственное, что греет душу это воспоминания о днях проведенных с Кейси. Порой я ненавижу себя за эти грёзы. Но понимаю, что без них я сошел бы с ума. Я словно заново проживаю эти воспоминания. Недалеко я ушёл от прошлого, если все еще думаю о ней.

Когда меня заводят в камеру я все ещё думаю о прокуроре. Почему я не могу оторваться от прошлого даже здесь? Если отец болен, почему я должен об этом узнать через чужого человека?

Замечаю на постели небольшой конверт. Темно серого цвета, без каких либо объяснений. Я верчу в руках раздумывая, что с ним делать. Надзиратель видит у меня в руках конверт, но проходит мимо. Я ни от кого не получал почту, кроме как от Малыша. Аккуратно стараюсь открыть, но от волнения получается не очень хорошо. Различные медицинские заключения, снимки головного мозга, куча всякой бумаги сыпется на постель. Чертов ублюдок! Он не оставит меня в покое. Судя по этим бумагам у отца серьезные проблемы с головой. Если так будет продолжаться, то он недолго проживет.

Я не хочу опять втягиваться в криминальные истории. Я не хочу возвращаться к прошлой жизни. В моих планах было расплатиться за все грехи и уехать с отцом в какой-нибудь спокойный городок и забыть всех, кто остался в Чикаго.

( Очередная глава, дорогие мои, результат нашего с вами сотрудничества. Спасибо каждому, кто поддерживает меня.)

***Загрузите NovelToon, чтобы насладиться лучшим впечатлением от чтения!***